Гильза с личной запиской

Гибкий, плоский, как доска, человек в серой рубахе и головном уборе, похожем на лепешку, плотно натянутую на голову, проворно вскарабкался на верблюда и выдернул из вьючного мешка ручной пулемет. Чутур тоже не медлил – стремительно развернулся со своей машинкой и с ходу, еще в движении, полоснул по душману-доске. Попал точно – душман, как фанерная фигура, пролетел по воздуху несколько метров, закричал запоздало и шлепнулся на камни – только красные брызги посыпались в разные стороны.

Время в бою обладает способностью сжиматься до предела – порою многократно, это Боганцов отмечал не раз, на зубах начинает скрипеть пороховая копоть, дыхание делается сиплым, – но какой бы ни была нагрузка, как бы ни слезились глаза от напряжения, под контролем надо было держать все минуты боя без исключения, и всех ребят, находящихся с ним, – не упускать ни одной мелочи, даже ничтожной, иначе пуля прилетит откуда-нибудь со спины или сверху, с ближайшего горба, с хребта, с каменного столба, с «жандарма», как в группе называли отдельно стоящие скальные столбы – словом, откуда угодно… Бой – это бой. А вот то, что время сжимается, как шагреневая кожа, и чем труднее бой, тем больше оно сжимается, – это, похоже, стало неким законом для людей, которые часто бывали с Боганцовым в боях. У других, вполне возможно, все происходит иначе, – у каждого по-своему, – а у старшего сержанта это бывало именно так…

Пятнистый тем временем зашевелился – решил выползти из-под верблюда и скрыться за гладким замшелым валуном, Боганцов засек это и дал короткую очередь из «калашникова», отсекая супостата от укрытия, и тот поспешно поскребся обратно, на свое место.

Сбоку раздался вскрик. Шевцов, молодой парень, из последнего пополнения, – увлекся, высунулся из-за каменного прикрытия и угодил под пулю. Пуля, к несчастью, оказалась точной и злой, – попала Шевцову в голову. Сержант дернулся, словно пуля попала в него самого, обожгла тело, горло стянула невидимая петля… Вот и не обошлось без «двухсотого», ранение в голову – штука такая, что Шевцов может и не выжить…

По ту сторону каравана, за каменной грядкой укрылись сразу трое душманов, один из них, как понял Боганцов, и срезал Шевцова.

– Ах вы, скоты! – хрипло пробормотал Боганцов, прицелился, нажал на спусковой крючок автомата и выругался: в рожке-то – ни одного патрона. Лопухнулся он…

В Афганистане бойцы научились сами спаривать рожки, – располагали их валетом и перетягивали изоляционной лентой. Было это очень просто и удобно. Особенно в бою, когда счет шел на мгновения и надо было быстро сменить опустевший рожок. Боганцов поспешно отщелкнул рожок, из «лифчика» достал второй, ткнул, не глядя, дернул на себя затвор, но стрелять было поздно – душманы «переселились» за следующую гряду камней – то ли сгруппироваться решили, то ли уйти.

Пятнистый решил вновь уползти за приметный гладкий валун, и Боганцов, выкрикнув предупреждающе: «Не шали, прохор!» – дал короткую очередь из свежего рожка. Пятнистый покладисто вернулся на старое место – возражений более серьезных, чем у «калашникова», он не нашел. Не было их у него…

Наши ребята часто звали душманов «прохорами», – особенно тех, кто был неповоротлив и тяжел на подъем, – как и «рубахами» – за длинные, ниже колен, серые рубахи, «духами» – это было очень распространенное словечко, «тюрбанами» – за головные уборы, не похожие на европейские, «чалмами», «чертями» и так далее, – кто как, в общем.

– То-то же! – запоздало и зло выкрикнул Боганцов.

«Прохоры» – тройка, на чьей совести был Шевцов, успела установить легкий миномет и теперь выпустила по группе «шурави» первый заряд. Он хлопнул о камни со слабым придавленным звуком. За спиной Боганцова, в камнях, где лежали его ребята, раздался еще один сдавленный, рассеченный болью на несколько ломтей вскрик. Сержант дернулся – будто бы в него самого всадилась проклятая мина. В кого угодил осколок – кусок самодельной дюралевой оболочки?

– Пукалюка зацепило, – услышал он.

Пукалюк – рыжий, высокий, прирожденный баскетболист, тоже был из новых, из последнего пополнения, в стычках еще не обтерся, вот и попал под заряд. Но позицию не бросил – значит, держится, терпит. Около него уже ползает с бинтом рядовой Соболевский, исполняющий в группе обязанности «таблетки» – санинструктора – перевязывает.

Почти над самым ухом сержанта загрохотал пулемет – Чутур сместился ближе к нему и бил сейчас по дальним камням, в которых засели душманы с минометом. Если им позволить вольно размахивать руками и швырять свои консервные банки с небрежно приклепанными хвостами, то они скоро не только миномет, а и безоткатное орудие извлекут из складок какого-нибудь толстого верблюжьего брюха и начнут шарашить по группе Боганцова в упор. А эта песня в данном бою совсем не нужна.

Сержант прикинул: если по этой тройке пустить гранату из подствольника, достанет она деятелей в неглаженых рубахах или нет?