Гильза с личной запиской

А караван все выползал и выползал из ущелья, конца-края не было верблюжьему грузовому потоку, аккуратно, не издавая даже ватного, почти неразличимого шарканья, ступавшему по каменистой дороге. Боганцов озадаченно отер панамой лицо, качнул головой неверяще и отложил панаму в сторону – сейчас будет жарко, панамой не обойтись.

Первого верблюда за длинный ременный повод вел погонщик, второй верблюд, выносливый, как бронетранспортер, даже не был виден за двумя большими тюками, прикрученными к его спине, между горбами третьего сидел важный господин в пятнистой форме, в тюрбане, украшавшем крупную большеносую голову, дальше шли верблюды с ящиками, тюками, коробами, железными чемоданами, – в общем, волокли обычный военный груз, на первый взгляд, ничего интересного.

Неплохо было бы пятнистого взять в плен и доставить в батальон, но вряд ли душки отдадут носатого – ни живым, ни мертвым, – никаким не отдадут, словом. Если только пепел, когда его спалит какая-нибудь нечистая сила, позволят взять…

Рядом с верблюдом, на котором сидел пятнистый господин, шел здоровенный, наряженный в ватный стеганый халат душман, – судя по головному убору в виде папской шапочки – пуштун, с американской винтовкой М-16, болтающейся на его огромной груди.

На ходу пуштун оборачивался и делал повелительные жесты подопечным – подгонял их: скорее, скорее! Куда-то караван спешил, опаздывал, и пуштун стремился наверстать потерянное. Был он, как показалось Боганцову, начальником не меньшим, чем пятнистый пассажир.

Сержант глянул в конец каравана – ну, когда же выберется из ущелья последний «корабль пустыни»? Но последний дредноут еще даже не был виден – лишь ощущался, шлепал своими растоптанными конечностями по камням ущелья, скрытый пространством, запыленными стенками и углами скал. Чутур покосился на сержанта с немым вопросом: «Не пора ли?»

В ответ Боганцов отрицательно покачал головой. Немая речь его была красноречива: «Нужно увидеть хвост каравана и завалить последних верблюдов, чтобы лишить душков возможности уйти назад, в ущелье и скрыться там…» Это ефрейтор знал и без Боганцова.

Когда из ущелья наконец выплыл самый последний верблюд, таща между горбами два железных, перевязанных прочной веревкой короба, Боганцов, сжимая зубы, негромко скомандовал:

– Огонь!

Чутур первой же очередью сбил с ног трех, замыкающих караван верблюдов и вместе с ними – двух погонщиков, шагавших сбоку, надежно запечатал отход в ущелье, – жалко, конечно, было губастых дредноутов, имевших тысячелетнюю родословную, но иного пути не было, и вообще на всякой войне жалости отводится очень мало места, война и жалость несовместимы…

В первое же мгновение стрельба оглушила людей – обе стороны, так бывает всегда, и будет, наверное, всегда. Охрана каравана была подготовлена – в мгновение ока камни, за которыми сидела группа Боганцова, начали с грохотом дробить душманские очереди, только струйки едкой каменной пыли вспухали над головами бойцов и растворялись в воздухе. Душманов было в три раза больше, чем людей у Боганцова, – и это, не учитывая тех правоверных, которые после первой очереди Чутура легли на землю с распахнутыми черными ртами и закрученными к небу бородами.

Здоровяк с американской винтовкой, которого Боганцов не выпускал из вида, – как и пятнистого седока, – стремительно сдернул с шеи винтовку и ткнул ею в «пассажира», но сержант опередил его… Он понял, что пятнистого – скорее всего, иностранца, нельзя было сдавать «шурави» ни под каким предлогом, лучше уничтожить его, чем сдать, вот здоровяк пуштун решил вначале выполнить этот приказ, а потом уж все остальные…

Прикончить пассажира он не успел – Боганцов достал его из своего «калашникова» раньше, здоровяк попытался распахнуть рот с плотно стиснутыми зубами, но не смог, винтовку не выпустил и, заваливаясь на спину, нажал на спусковой крючок М-16. Выстрела не последовало – то ли патрон бракованный попался, то ли заело что-то в механизме автоматической винтовки, то ли у пятнистого имелся свой бог, который охранял его особенно тщательно…

Уходя на тот свет, здоровяк успел еще несколько раз нажать на спуск винтовки и опять не последовало ни одного выстрела… Душман клацнул зубами и, подмяв под себя винтовку, распластался на влажных, покрытых росой и кровью, – всем вместе, вперемежку, – камнях, выдавил из горла громкое рычание и замер.

«Пассажир» быстро сообразил, что надо делать – поспешил соскользнуть с верблюда вниз, спикировал удачно и громоздким мешком распластался на земле.

– Пятнистого берем живым, – передал Боганцов по цепочке, добавил: – Если, конечно, сами будем живы. – В следующий миг вскинулся, крикнул Чутуру: – Игорь, в хвосте каравана – пулемет!