Gimme More: Крис и Эва (СИ)

— Если мы перенесем, станет еще хуже и все труды пойдут насмарку. — Я сделала короткий вздох и подняла глаза к потолку, часто моргая, надеясь спрятать непрошеные слезы, которые вырвались наружу, застилая все передо мной. Мне было противно от самой себя, я не могла понять саму себя, свои мысли и действия. Сначала я думаю одно, делаю другое или наоборот — я будто сама с собой в диссонансе живу. — Я ничего не понимаю, я уже потеряла ход своих мыслей и просто по инерции качусь дальше по дорожке, которую выбрала. И мне страшно, и я боюсь, что будет дальше. Я не могу. Мне кажется, я не выдержу всего этого давления, непонятности и полного бреда, которого намешала вокруг себя. Господи! — наклонилась вперед и закрыла лицо руками, прижимаясь к коленям, понимая, что я не могу остановить слезы. Меня начало трясти, и громкие всхлипы эхом отражались от этой стены, которая казалась мне пристанищем. Я рыдала, уткнувшись в свои ладони. Я дала волю чувствам, которые прятала, слепо веря, что мне стало лучше. — Я не могу, я просто не выдерживаю этого.

— Эва, просто говори.

— Мне мерзко от самой себя. — По телу пробежался холодок, и это напугало меня, ведь я правда с остервенеем говорила об отношении к самой себе. — Я чувствую себя подделкой, грубой фальшивкой, которая лишь играет в игру, которую придумала сама, а депрессии никакой нет — это просто плод моего воображения.

— С чего ты так решила?

— Почему я иногда даже забываю об этом? А иногда просто умираю от этого? Как я могу жить двумя жизнями одновременно? Как я могу быть больной и здоровой одновременно? Как я могу испытывать подобие счастливого покоя, одновременно чувствуя себя опустошённым трупом, которого забыли положить в гроб? Я омерзительна.

— Опиши, когда ты это поняла.

— Какое это имеет значение? — я не решилась поднять лицо и еще сильнее прижалась к своим коленям, чувствуя солоноватый вкус на губах.

— Прямое. — Быстро ответил Шепард, и его голос звучал тверже, чем обычно, будто его вообще не волновало, что его пациентка впадает в истерический припадок. Ах да, тут же есть медсестра у которой под рукой всегда есть шприц с димедролом, кажется. — Это не игра, Эва, это болезнь, которую мы с тобой лечим, и когда появились новые мысли, это не значит, что это твои собственным мысли или что ты так на самом деле думаешь, это просто еще один симптом, с которым мы должны бороться.

— Не знаю, когда заметила, — ответила я, наконец-то найдя в себе силы, и выпрямилась на диване, уставившись своими затуманенными и застланными слезами, глаза посмотрели куда-то на пятно перед собой. — Даже если брать, что случилось недавно, когда я правда была обычной, я совсем не думала и не помнила о дерьме, что со мной творится, и то, что происходит сейчас идет в разрез с тем, что с происходит со мной. Как в один день я могу быть счастливой, в тот же день жалеть, что не умерла давным-давно?

— А почему бы и нет? С чего ты взяла, что такого не может с тобой произойти? Ты сама себе придумала, как должен вести себя человек, который болен депрессией, и человек, который счастлив и испытывает покой. Сейчас у тебя происходит когнитивный диссонанс личности: ты напугана, и это нормально, значит, наше дело идет вперед на улучшения.

— Как это можно считать улучшением? — я грубо вытерла свои слезы и со злобой посмотрела на доктора, который, кажется, вообще игнорировал мои слова и вообще не слушал меня, выдергивая некоторые слова из контекста.

— Депрессия — это не такая болезнь, когда попил таблеточки и почувствовал облегчение или даже полностью вылечился. К сожалению, вылечившись однажды, ты не можешь быть уверен, что этого с тобой не случится снова.

— Я не понимаю!

— Эва, болезнь всегда будет с тобой, иногда она будет проявляться сильнее, как сейчас, а иногда она просто будет рядом, но ты не будешь ее чувствовать. Нет гарантии, что ты поправишься на сто процентов. И поэтому ты правда можешь ощущать это все в один день. Сначала ты счастлива, тебе кажется мир полным красок, плохие мысли не посещают твою голову, а потом что-то происходит, что-то мимолётное, простое, на что даже обычный человек не обратит внимание, и ты уже снова видишь, как мир теряет краски, как он становится серым и неприглядным, это изнуряющая, как ты говоришь, черная дыра снова начинает движение.

— Хотите сказать, я никогда не смогу от нее избавиться? Я так и буду всю жизнь пить таблетки и ходить по психиатрам?

— Вероятность есть.

— И Вы просто сейчас будете готовить меня к этой жизни? — я почувствовала, как слезы снова текут по моему лицу, как сжалось сердце от горя, которое шло за осознанием своей обреченности и не способности принять все это как есть.

Приговор.

Это мой гребанный приговор.

— Господи, — простонала я, снова сжимаясь по полам, прижимаясь вплотную к коленям.

Я хотела кричать от безысходности, мне хотелось орать во все горло, мне было так больно, что я начала задыхаться от этой боли, что стала разрывать меня изнутри на куски грубыми жёсткими движениями, не щадя меня.