Гимн рождества

- Я жду тебя! - воскликнула та, едва увидев Кэрол. - Сообщила ли тебе тетя Августа мою замечательную новость?

- Нет, - ответила Кэрол, - мы говорили только о Николасе. Что случилось, дорогая? - Ей показалось так естественно обнять сестру леди Кэролайн, будто она и впрямь была ей родня.

- Мы выпили шоколад и съели очень вкусные пирожные, и Элвин, то есть лорд Симмонс, - поправилась девушка, покраснев, - повез меня домой, а дома он поговорил с тетей. Он настоял, чтобы я была при разговоре, хотя тетя сказала, что это не положено. Лорд Симмонс сказал, что получил разрешение своего отца на наш брак. - Пенелопа помолчала, а потом закончила:

- Кэролайн, Элвин официально просил моей руки, прямо при мне, и тетя Августа согласилась. Мы поженимся весной, вскоре после вас с Николасом.

- Ах, Пенелопа, - Кэрол обняла и поцеловала девушку, - желаю тебе счастья на всю жизнь, моя дорогая сестричка. Ты сестра моего сердца.

- Кэрол, ты плачешь от радости за меня? - Пенелопа нежно и заботливо вытирала слезы Кэрол. Откуда ей было знать, что та плакала не только от радости за нее, но и из-за скорой разлуки. Это ведь было их прощанием. Хотя Кэрол и будет присутствовать на обеде с Пенелопой и леди Августой, а потом они поедут на бал, побыть наедине им больше никогда не удастся.

Но Пенелопа была отнюдь не слепа, хотя и не могла знать истинную причину слез Кэрол. Она заметила:

- Кэролайн, ты чем-то расстроена. Ты небрежно одета, а это на тебя на похоже. Что-то случилось? Я начала беспокоиться, когда мы с Элвином вернулись и тетя Августа сказала, что тебя еще нет. Где же ты была?

- Я ходила повидаться с Николасом. Мы провели некоторое время вместе... мы поговорили. - Кэрол почувствовала, что краснеет.

- Ты пошла к нему одна, без провожатого? Глядя на тебя, можно подумать, что вы не только разговаривали. Неужели Николас позволил себе вольности?

- А я и не возражала, - совершенно честно ответила Кэрол.

- Кэролайн, - Пенелопа раскрыла рот, а потом хихикнула, - как это можно?

- Я люблю его.

- Ах, какое облегчение! - Пенелопа шумно вздохнула. - А то я думала, что ты идешь замуж ради меня, чтобы добыть мне приданое.

- Тебе не следовало бы этого знать. Откуда же ты знаешь?

- Ты думаешь, я совсем дурочка? Я догадалась об этом, когда несколько недель тому назад тетя сообщила, что я буду хорошо обеспечена в соответствии с твоим брачным договором. Я думала, что ты согласилась выйти за Николаса только поэтому.

- Она никогда не говорила мне, что ты все знаешь! И я так старалась не проронить ни слова, чтобы даже не намекнуть тебе ни о чем! Ты хочешь сказать, что мы с тобой скрывали друг от друга одну и ту же тайну?

- Похоже, что так. - Послышался короткий смешок. - Славная шутка! И все это время я раздумывала, как отблагодарить тебя за готовность пожертвовать собой ради меня - ведь ты столько лет твердила, что никогда не выйдешь замуж. Как замечательно, что Николас помог тебе изменить свои взгляды... да и чувства тоже.

- Я люблю тебя, Пенелопа. - Оказывается, это совсем просто - взять и сказать этой симпатичной девушке, что она к ней испытывает.

- Я тоже люблю тебя. Ты - лучшая из всех сестер на свете. - И с радостной улыбкой Пенелопа добавила:

- А как удачно, что Элвин и Николас - такие друзья, правда? И поместья у них расположены рядом, так что замужество нас не разлучит, как это обычно бывает с сестрами.

- Не представляю себе, что в этом мире могло бы разлучить с тобой твою сестру, - ответила Кэрол, совершенно уверенная, что леди Кэролайн с ней согласится.

Бал в честь рождественского сочельника давали владельцы одного из самых больших домов Лондона, в который часто приглашали леди Кэролайн с сестрой и теткой. Этот дом был убран к Рождеству еще пышнее, чем Марлоу-Хаус. Тяжелые гирлянды из вечнозеленых растений украшали зеркальные позолоченные стены бального зала и соседние небольшие комнаты. К резкому запаху богатой зелени примешивался запах оранжерейных цветов, наполняющих вазы. Сотни тонких восковых свечей в сверкающих канделябрах лили свет на разодетую толпу. В ожидании бала гости обменивались рождественскими приветствиями.

Кэрол отметила, что праздничное веселье плохо сочетается с ее грустным настроением, хотя по ее виду вряд ли можно было что-то заметить. На ней было шелковое платье нежно-розового цвета и ожерелье из сапфиров и бриллиантов, которое Николас подарил своей невесте.

Леди Августа была великолепна в жемчугах и драпированном платье цвета лаванды. Увидев ее теперь, когда они готовились покинуть Марлоу-Хаус, Кэрол похолодела: она вспомнила о платье леди Августы в ту ночь, когда та впервые появилась в комнате Кэрол. Мысль о том, что ее опять окутают эти лавандовые драпировки, была тем более невыносима, что на этот раз Кэрол оторвут от людей, которых она по-настоящему полюбила.