Гимн шпане

Вдруг послышался нарастающий вой сирены, амбал прекратил съемку, что, если девка вызвала полицию? Но главный сказал: заткнись и снимай, думаешь, зная, что в камине ее дожидаются целых триста штук, она побежит плакаться легавым? Однако сирена ревела уже совсем рядом с домом, «оператор» вышел посмотреть, это легавые, Франк, машина уже здесь, тот толкнул меня, не думай, что тебя пронесло, мы еще вернемся, и, спокойно выйдя на улицу, они пошли через сад, швырнув в рюкзак с деньгами ружье и камеру; поднявшись, я посмотрел на себя в зеркало — вся рожа в крови, к тему же я наложил в штаны.

Дальнейшее происходило словно в бесконечном дурном сне: я был жив, но кошмар продолжался, дом наводнили люди в форме и бронежилетах, командовал ими туповатый бригадир, Мари-Пьер, бедняжка, еще не оправилась от ужаса, а Жан-Клод, Сильви, Марианна и все наши добрые соседи, разумеется, толклись тут же, не упустив шанса поразвлечься — честное слово, они чувствовали себя героями «криминальной колонки» и явно горели желанием засветиться в новостях, так что я поспешил скрыться в душе и переодеться, прежде чем отдаться на растерзание прибывшим следователям. Они не возражали против версии вооруженного ограбления с захватом заложника, но согласитесь, случай не совсем рядовой, обычно эти ребята стараются все сделать шито-крыто, вы уверены, что никого из них не знаете? — несколько раз спросил меня один совсем зеленый, — все это скорее напоминает сведение счетов, чем грабеж. Чтобы отвязаться, я сказал, что мне нехорошо, совсем ничего не соображаю, и они убрались, велев завтра явиться в комиссариат для подачи заявления. На прощание молодой дал совет: знаете, рассказав все как есть, вы избежите кучи проблем, и я честно ответил, мол, ничего не знаю — а что еще тут скажешь?

— Что ты собираешься делать, — спросила Мари-Пьер позже вечером, — попробуешь их найти?

Но у меня не было ни малейшего желания, мои денежки тю-тю, улетели, зато сам я остался жив, так что должен радоваться, да и как я их paзыщу, не сидеть же мне в засаде у Сен-Поля или в Сантье, поджидая наркоторговца в кожаном прикиде.

— Тогда зачем ты взял пистолет?

Я ей мягко объяснил: меня избили в кровь третий раз за два месяца, что же, по-твоему, мне после этого, в буддисты податься?

— Знаешь, — сказала она со слезами на глазах, — я так тебе благодарна.

— За что?

И тут она разрыдалась. Поплачь, думал я, еще бы, ни один из твоих хахалей не отвалил бы таких деньжищ, чтобы уберечь тебя от панели, а она прижалась ко мне, так что у меня чуть тоже слезы не брызнули от боли, я представить не могла, говорит, что та на такое способен, что я для тебя важнее, чем деньги, так мы и сидели, обнявшись и взявшись за руки, шепотом прося друг у друга прощение за все: дурные слова, поступки или даже мысли, клялись, что ничего подобного больше не повторится, и я вдруг осознал: в самом деле, если бы плюс к ограблению и побоям от меня ушла Мари-Пьер, как собиралась, дом стал бы таким зловещим и мрачным, что впору повеситься. Ты ведь заплатил им выкуп, огромный выкуп, снова заговорила она, но ее прервал требовательный звонок в дверь, дззинь, звонили долго, словно кто-то точно знал, что мы дома, хотя почти весь свет был погашен. Я закрыл глаза, думаешь, это они, спросила Мари-Пьер, но я уже схватил пушку, сейчас пойдем да посмотрим, они или не они, в дверь снова позвонили, дззинь, на этот раз еще настойчивее, и я бросился на лестницу, готовый, если что, спустить курок. Быстро откроешь и спрячешься за дверью, приказал я, она на цыпочках пошла к входу, я же тем временем принял классическую позу: ноги слегка расставлены и согнуты в коленях, левая рука поддерживает правую у локтя. Давай, прошептал я, открывай — на пороге, освещенном единственной лампочкой, стоял мой стоматолог, держа в руке счет и глядя на нас вытаращенными глазами; это они! — закричала Мари-Пьер, я, как был на полусогнутых, заорал ему: ни с места, сволочь, или замочу! В первый миг он потерял дар речи, но потом завизжал как резаный: а-аааа! Понятно, парень просто зашел напомнить о моем долге, а вовсе не потусоваться с коммандос из вьетнамских джунглей, обмотанным бинтами, с рожей, изуродованной похлеще, чем у Человека-Слона [58], через секунду он уже сломя голову несся к воротам, скользя по свежеполитому газону, и исчез во мраке ночи, продолжая вопить — а-аааа! — во всех домах загорелся свет, я все стоял на пороге с пистолетом в руке, вдруг на другом конце дорожки появился человек в каске, тоже орущий на бегу, на этот раз я был уверен — бандиты, и, прицелившись, выстрелил, получай, мразь, Мари-Пьер аж подскочила; это Жан-Клод, это Жан-Клод… к счастью, пистолет не выстрелил — я забыл снять предохранитель, — а это действительно был Жан-Клод, в огромной мотоциклетной каске, с садовой лопатой наперевес, они с Марианной не без оснований опасались нового вторжения, и, заслышав крик, он приготовился дать отпор.