Гинеколог. История художницы

С тех пор Люська, готовившая пятилитровыми кастрюлями, в шутку объявляла: «Этого хватит на весь Китай».

У них было трое детей. Старший – Федор, средняя – Танька и самая младшая – Люська. Федор из всех считался самым умным. Учился отлично, имел правильные черты лица, матовую кожу и напоминал индийского актера Митхуна Чакраборти. Его шевелюру не брала ни одна расческа и часто на голове образовывались «птичьи гнезда». Он тогда просто прибегал к помощи обычной вилки с широкими зубчиками. Блестяще знал историю и всегда сказанное подкреплял датами. Обожал физику, законы термодинамики и все открытое Ньютоном. После школы ушел в армию, планируя после службы поступать в университет имени Шевченко на исторический факультет. Люська его очень ждала, обрисовывала уголки конвертов чайками и писала письма, шифруя их с помощью отзеркаливания букв. Из нее очень долго выбивали этот изъян, подозревая дисграфию или другие неврологические проблемы, а потом раздался тот набатный звонок, и в доме поселился страх.

Федор служил в морфлоте. Рассказывали, что сильно умничал, демонстрировал свой интеллект и высмеивал тех, кто кроме овец и коз ничего не видел. И вот однажды крепкие сельские ребята, выросшие на брынзе, банушах и сытных гуляшах, привыкшие к питательному горному воздуху и закаленные купанием в стремительных горных речках, закатали рукава тельняшек и жестко его избили. Большинство ударов пришлось по голове и по кистям, которыми он прикрывал макушку. Когда упал без сознания – окатили водой и вернулись в кубрики, словно ни в чем не бывало. Федор очнулся, с трудом встал на ноги и выпрыгнул за борт. Барахтался и пытался куда-то плыть, размахивая сломанными руками. Его выловили, словно огромную раненую рыбину, уложили на палубу и укрыли, а он не мог вспомнить свое имя. Мычал теленком, боязливо зыркал по сторонам, хватался за свой затылок и беззвучно плакал.

Полгода парень провел в госпитале. Руки, ноги зажили, кости срослись, а вот мозг не справился. И больше никогда он не был прежним – умным, начитанным, эрудированным. Напротив, стал опасным для себя и окружающих. Ни с того, ни с сего мог схватить нож или рубанок и заорать: «Ну, что, деревенщина, вам только овец считать да брынзу варить, больше вы ни на что не способны!» – и набрасывался на стоящего рядом. Отец не замечал в его приступах цикличности, а Рая, напротив, отслеживала усиление активности на полную луну и в те дни, когда предупреждали о вспышках на солнце. Его связывали, он тут же успокаивался и засыпал, как правило, до следующего утра. На рассвете приходил в себя, таращился на всех непонимающими наивными глазами и ничего не помнил.

Два раза в год его отправляли лечиться в Глеваху. Он возвращался оттуда как шелковый. Будто блаженный. Подолгу сидел на скамейке, по-стариковски греясь на солнце, и кормил булкой воробьев. Потом наступала осень или весна, и в него снова вселялись демоны.

Через два года после трагедии он собрался жениться. Мама отвела будущую невестку в сторону и предупредила:

– Он психически болен. Невменяем, и это не лечится.

Зинаида сузила глаза, почесала в районе лобка и отмахнулась:

– Я все знаю. Вы меня ничем не удивили. И потом я недавно прочла книгу по психологии.

Со временем оказалось, что Зинка тоже не в себе. Ветреная, неорганизованная, странная. Она уходила из дома на несколько дней, оставляя грудного ребенка, и Федор его кормил, купал, гулял. Потом появлялась, как ни в чем не бывало, закручивала волосы в «башню» и надевала чистый халат. Она вообще очень любила халаты и всегда носила их на голое тело. Даже, если в доме не топилось три дня. Подмывалась только холодной водой и всегда была готова к сексу. Жарила килограммами лук, присыпая его мукой для сытности, а потом устраивала скандалы, прыгая перед мужем, словно газель, и орала:

– Ну, что стоишь? Ударь меня! Давай же! Ты же все знаешь, с кем я была и когда.

Федор дрожал и сдерживался из последних сил. Ребенок рыдал в манеже. И тогда она расстегивала халат и демонстрировала пятикопеечные гематомы на груди.

– Видал? Это засосы! А ты слабак! Неженка! Даже ударить толком не можешь.

Федор покрывался испариной, хватал с плиты сковородку и с силой опускал ей на голову.