Гипнос

⁃ Здравствуйте, Рэй, — сказал он глухим скрежещущим голосом, — меня зовут Мэтью Драббербаут, я доктор нейропсихологии. Мне поручено провести небольшое медицинское обследование, чтобы подтвердить Вашу готовность к участию в предстоящих поисках. Вы, должно быть, слышали, что работникам станций в Антарктиде заблаговременно, ещё до экспедиции, удаляют зубы мудрости и аппендикс. Чтобы они не преподнесли неприятных сюрпризов в дали от цивилизации и в нужной степени квалифицированных хирургов. Нам тоже нужно убедиться, что в Вашем организме и, тем более, сознании, нет никаких рудиментарных элементов. Это очень важно.

Доктор Драббербаут был стар, дряхл и слаб на вид, но двигался точно и плавно, а мысли формулировал ясно и сосредоточенно. Позже я узнал, что почти всегда он находился под действием стимуляторов собственной разработки. Разумеется, они не подвергались экспертизе и не были зарегистрированы в реестре лекарственных препаратов.

⁃ Хочу Вас предупредить, мистер Эдельвайзер, — сказал Джон Фелкентон, — мы уполномочены пресекать попытки сопротивления обследованию любыми способами.

⁃ Почему все приняло такой оборот? — Спросил я, — почему меня раньше не обследовали?

⁃ Потому что раньше мы не знали, какой феномен Вы укрываете. Объект, который по Вашей просьбе исселедовал Луи Бойл представляет колоссальную опасность не только для нашего дела, но и для людей в целом. Мы обязаны выяснить, какое влияние оказал на Вас этот объект. Пожалуйста, расположитесь в кресле и следуйте указаниям доктора Драббербаута. После обследования Вы должны будете рассказать нам все, что знаете об объекте, и где его можно найти.

Архивариус обманул меня. Я ошибался, когда предполагал, что сон и суть сна интересовали его больше, чем бюро «Антифиар». А ведь Рэндалл Бойл предупреждал меня, что его сын — ублюдок. Встреться я со стариком раньше, поступок Луи не стал бы для меня неожиданностью. Но я не винил его. Желая помочь Ронде понять саму себя, я усугубил ситуацию. Мне следовало осмотрительнее относиться к источнику информации и проверить его надёжность. Я раскрыл тайну неподходящему человеку, и это сыграло злую шутку. Теперь угроза для Ронды крылась не только внутри неё самой, но и приближалась извне. Сначала — Элис, теперь ещё и Ронда. Мое участие в их жизнях не приносило им ничего, кроме бед. Хорошо было только Арнелле — единственной, кто этого не заслуживал.

⁃ Я не могу Вам ничего рассказать об объекте, — сказал я.

⁃ Почему?

⁃ Я обещал.

⁃ Исполнять обещание — это благородное дело, но в данной ситуации Ваше благородство может навредить тысячам людей. Полагаю, мы сможем обсудить это позже.

Меня проводили к стоматологическому креслу. Джон Фелкентон сел на металлический табурет поодаль. Охранники заняли позиции по бокам от кресла, и не спускали с меня глаз. Доктор Драббербаут прикрепил к моей голове электроды и попросил закатать рукав.

⁃ Мы сделаем электроэнцефалографию, чтобы посмотреть на отклонения работы мозга, — сказал доктор Драббербаут, — это, на самом деле, моя любимая часть. Как Вам мой паноптикум? — Он кивнул в сторону стеллажа с колбами, — удивительно видеть самый важный человеческий орган и самую сложную систему во Вселенной в состоянии покоя. Меня это завораживает! О, прошу Вас, не подумайте, что моя коллекция здесь только для красоты. Это было бы абсурдно. Каждый из экземпляров заслуживает своего места. Они все абсолютно уникальны. На самом деле, меня уже очень давно волнует тематика связи снов и реальности. Странно то, что почти пятьдесят лет работы ни на йоту не приблизили меня к разгадке. И вот, на закате моей жизни появился Шеффилд, пригласил меня познакомиться, и все встало на свои места. Должен Вам признаться, я ни разу не был в Джуджионе. Не хочу увидеть все своими глазами и потерять интерес. Ещё мы возьмём у Вас кровь, Рэй. Не волнуйтесь, совсем немного, только для контроля.

Я был в западне и это случилось по моему собственному желанию. Я мог просто уехать. Закрыть глаза, выдохнуть с сожалением о потраченном времени и пропасть. Оставить все позади и вспоминать, как страшный сон. Бюро не нашло бы меня, да и вряд ли стало бы искать. Но я пришёл сам — в разверзнутую голодную пасть умалишенных фанатиков, потому что нельзя было оставлять ситуацию без контроля. Мне угрожали, не пытаясь этого завуалировать. Меня держали взаперти. Вокруг меня вились люди, у которых, наверняка хватало дел, но я стал их приоритетом. Это могло означать только то, что я важен. Но важен не как их коллега, удостоившийся формальных почестей за службу. Не как рядовой подчинённый, демонстрирующий доблесть и преданность титаническим трудом во благо бюро. Не как сторожевой пёс, безукоризненно выполняющий резкую команду. Но как вращающийся нож газонокосилки важен для ровного газона. Как ядерная энергия важна для электростанции. Как морфий важен для медицины. Они знали, что при неосторожном обращении я могу нанести ущерб. Они были правы, но тогда я этого не понимал.