Проецируя собственную историю на Биотею, ученые с особым трепетом ожидали того момента, когда на планете начнется их античность – эпоха, когда царил дистиллированный разум и при этом философы не были еще отягощены знаниями и заблуждениями многих поколений предшественников, забыть о которых на Земле уже не представлялось возможным.
Большинство исследователей не сомневалось, что искомая проблема будет обнаружена уже на этом витке развития далекой планеты. Они аргументировали свою точку зрения тем, что современная земная философия недалеко ушла от Платона и Аристотеля. Утверждали, будто ответы на базовые вопросы бытия в Древней Греции лежали на поверхности, просто тогда на них не обратили внимания, а впоследствии эти знания оказались погребенными под песками времен. Все надеялись, что даже если биотейцы – а точнее, биотэллины – повторят ошибку землян и не ухватятся за сокровенные ответы, то уж наши ученые не дадут им сгинуть вновь. Должен признаться, что, если бы я жил в те достославные времена, то, скорее всего, тоже придерживался бы такого взгляда.
В назначенный срок три философа «младшего человечества» и правда задумались о космогенезисе. Они последовательно выдвинули свои предположения. Первый сказал, что все на свете произошло из воды. Второй считал, что корни бытия уходят в бесконечную вневременную первичную субстанцию. Третий же отвел роль прародителя сущего воздуху. Наблюдатели на Земле заходились в неописуемом восторге. Они будто стали свидетелями того, как трогательное, наивное, только что родившееся существо встает, поднимается и расправляет крылья. Быть может, именно волшебные чувства, связанные с этим переживанием, сокрыли от них главное – упомянутых философов звали Фалесом, Анаксимандром и Анаксименом.
Прошло несколько веков прежде, чем ученые заподозрили неладное. Мало того что на Биотее мысль возникала в той же форме, в какой земные трактаты хранили ее многие тысячи лет, но и имена авторов были теми же. Будто на параде, перед исследователями прошествовали Пифагор, Ксенофан, Гераклит, Парменид, Эмпедокл, Анаксагор, атомисты во главе с Демокритом, Протагор, Сократ, Платон, Аристотель, киники, скептики, эпикурейцы, стоики…
Здесь нужно сделать три существенных замечания, без которых проблема не будет ясна до конца. Первое касается сходств и различий между Биотеей и Землей. Атмосферы планет были практически идентичными. Радиус «младшей» составлял немногим более семи тысяч километров, то есть она оказалась чуть крупнее. Но когда речь идет о космосе с его великим многообразием небесных тел, такое соотношение размеров суть сходство, а не различие. Аналогично и по большинству других географических параметров. Биотея была покрыта водой примерно настолько же, насколько и Земля. Сами континенты, разумеется, отличались. Кроме того, их было всего три. Однако все остальное – растительность, рельеф, высоты гор, глубины впадин, климатические диапазоны оказались почти как у нас. Плюс-минус десять процентов, если нормировать на радиус, площадь и массу. Иными словами, по космическим меркам это была планета-близнец. В то же время землянину, оказавшемуся на ней, будет совершенно ясно, что он не на Земле.
Второе замечание – лингвистическое. Благодаря сходствам и вопреки различиям на Биотее зародились те же самые языки, что и у нас. Опять-таки, имели место малозначительные несоответствия, которыми можно пренебречь. Скажем, не все древние земные наречия были представлены на планете в соответствующую эпоху. С другой стороны, там возникло несколько языков, которых, насколько мы можем судить, не было в нашем прошлом. Впрочем, если о первом можно говорить с уверенностью, то о втором – нет, ведь они могли и существовать, просто до нас не дошли никакие сведения о них.
Так или иначе, сказанное не умаляет того чуда, что биотейцы пользовались шумерским, греческим, египетским, фригийским и многими другими наречиями, существовавшими на далекой планете в тех же формах, с теми же словарями и грамматиками, что на Земле. Это, конечно, очень сильно облегчало работу ученых, хоть и нивелировало завесу таинственности.
Третье замечание касается общей канвы событий. Люди задумались о том, что, если Биотея повторяет историю «старшего человечества» полностью? Абсолютное соответствие философии настойчиво пробуждало такую гипотезу. Но может ли так быть? Даже при мизерных – куда меньших, чем в действительности, – отличиях рельефа и климата это казалось теоретически невозможным. Пусть планеты почти идентичны в космическом масштабе, но на уровне личности, каждого конкретного человека, между ними мало общего…
Сразу ответить на столь значимый и принципиальный вопрос было затруднительно. Все-таки мы знали летопись своей античности куда хуже, чем биотейской, представшей перед исследователями во всех мельчайших деталях.