Гипотеза Дедала

И все-таки Земля, вероятно, могла бы позволить себе еще одну такую программу, дабы повторно рассмотреть ранние этапы формирования цивилизации, но никто не мог гарантировать, что подобный шанс представится. Вряд ли во Вселенной найдется другая планета, которая, с одной стороны, населена людьми, с другой – настолько похожа на Землю, а с третьей – отстает в историческом смысле на такой удобный промежуток времени.

Ученые понимали, что ответа необходимо добиться именно от Биотеи во что бы то ни стало. Найти его здесь и сейчас или, по крайней мере, в самом ближайшем будущем. А если не найти, то придумать, изобрести, высосать из пальца, но как-то объяснить происходящее, несмотря на то что неподатливая реальность далекой планеты не давала подсказок.

Впрочем, одна подсказка все-таки была. Правда, сменились поколения исследователей, прежде чем кто-то ее заметил. Итак, действительно биотейцы говорили на тех же языках, что и земляне. При всем многообразии исторических событий у нас были общие словари. Исключение, проходившее сквозь эпохи, составляла одна-единственная вокабула. Тем не менее обратить внимание на этот факт тысячелетиями ранее было если не невозможно, то крайне затруднительно. Хотя, когда жители одного из континентов Биотеи говорили на иберийских языках, на кечуа, отличие уже имело место, поскольку, как теперь выясняется, слово было другим изначально.

Речь идет о названии овоща, корнеплода, широко распространенного в упомянутой части света. Его употребляли в пищу, а также, что куда важнее, использовали в древние времена для хронометрии. Это придавало овощу особое значение внутри общества. Именно отрезок времени, необходимый для того, чтобы он сварился, стал единицей измерения темпорального расстояния между событиями (простите мне научный слог, но я привык так изъясняться). Нам этот «хронометр» известен под названием «картофель», но на Биотее такого слова не было никогда.

На родине корнеплода люди говорили о нем не так часто, чтобы удивительная языковая коллизия стала заметной. А на других континентах он не произрастал. Справедливости ради следует сказать, что, даже когда основной язык упомянутой части света мелкими шажками начал приближаться к испанскому, а слово «patata»[10] в нем так и не появилось, на это тоже не сразу обратили внимание. Более привычная для земной Латинской Америки вокабула «papa» была широко распространена и имела множество смыслов, известных исследователям: «каша», «еда», «папа». В качестве глагола она означала «хлебать». В качестве прилагательного – «красивый». Однако с картофелем на Биотее слово «papa» не было связано никак, корнеплод назывался иначе.

Если вдуматься, это головокружительное обстоятельство. Ведь язык – целостный организм со сложными взаимосвязями. Он не может иметь одно-единственное отличие, поскольку оно неизбежно повлекло бы и другие. Но, подчеркну еще раз, речь идет не о том, что на Биотее возникли диалекты или наречия, похожие на земные. Нет, они были абсолютно тождественны нашим. Потому невозможно объяснить, как язык мог отстроить себя точно в том же виде, за исключением одного-единственного слова. И именно поэтому ученые впоследствии решили, что дело именно в картошке.

На отличия в названии корнеплода обратили внимание примерно в биотейскую эпоху Возрождения, когда овощ был перевезен на другие континенты и о нем наконец заговорили на разных национальных языках, которые немедленно расширились новыми словами для его обозначения. Но в тамошнем английском этой вокабулой стало вовсе не «potato», во французском – не «pommes de terre», в русском – не «картофель». Более того, ни на одном наречии биотейское название корнеплода не совпадало с земным, тогда как судьба овоща на далекой планете была чем-то очень похожа на ту, что он преодолел на нашей. Употреблять иноземный овощ странного вида в пищу долго отказывались, считая его порождениям нечистого. Со временем, не предпринимая никаких усилий, картофель приобрел статус декоративного украшения. Потом его все же начали есть, и довольно стремительно он завоевал далекую планету, став одним из самых распространенных продуктов питания.

На фоне этого философия Биотеи следовала за земной неукоснительно: Эразм Роттердамский, Мор, Фрэнсис Бэкон, Гоббс, Декарт, Спиноза, Лейбниц – все повторялись один в один, вплоть до мельчайших нюансов их комплексной мысли, которая веками составляла интеллектуальный базис нашей культуры. Но только не картофель!

Да, вдобавок и человек на Биотее был все так же счастлив. А может быть, стал даже еще счастливее. У ученых оставалось только два варианта: либо признать важнейший научный эксперимент в истории самым масштабным провалом, либо же в качестве итогов предложить единственный возможный вывод – ошибка землян, мешающая им быть счастливыми, состоит в том, что они «неверно» называют картошку. Дело могло быть исключительно в названии корнеплода, ведь других кардинальных отличий зафиксировать не удалось. Да и сам овощ был точно таким же – ученые это проверили сразу.