Гипотеза Дедала

Сам он, встречаясь с «кандидатами», оставался холоден, ни в ком так и не признав своих родных. За последующие годы он виделся с множеством людей, но реакция всегда оставалась неизменной. А вот что изменилось: чуть позже юноша начал вспоминать слова. Сначала это были именно отдельные вокабулы и их сочетания, которые он внезапно вставлял в свои высказывания на благородном образцовом английском языке. Но со временем неизвестных слов становилось все больше, они буквально захватывали его лексикон. Иногда казалось, будто Патрик попросту начинал изъясняться на каком-то другом наречии. Однажды я присутствовал при этом. И в действительности на слух трудно сказать, был ли это неизвестный язык или же английский, словарь которого расширен множеством слов. По крайней мере, если напрячься, при желании можно было обнаружить в потоке привычные артикли и предлоги.

Ни на какие вопросы о своих таинственных речах он никогда и никому не отвечал. Патрик вообще, как правило, не обращал внимания, если его о чем-то спрашивали. К нему приводили лингвистов и переводчиков, но никто из них не мог дать неоспоримого заключения, а также предположить, о чем он рассуждает.

Так продолжалось около года. За это время количество «родственников» выжившего превысило разумные пределы – из них вполне можно было сколотить солидный клуб, а то и политическую партию. Уверяю вас, клуб вышел бы весьма солидный – не сказать, что Патриком интересовались только аристократы, но все-таки это были исключительно приличные люди.

Тем не менее дальнейшая его судьба печальна. Так как своих близких юноша ни в ком не опознал, его изолировали в лечебнице, название и местонахождение которой не разглашалось. Говорят, что многие «родственники» после этого объединились в своеобразную секту и разыскивают больницу до сих пор. Впрочем, ходят слухи, будто она расположена не на нашем острове, а на континенте, а то и где-то в доминионах.

Несмотря на то что Патрик в высшей степени интересовал меня, со временем я забыл о нем, ведь никаких новых сведений не поступало. Вновь он всплыл в моей памяти по прошествии, как минимум, пяти лет, и тому были причины. На одном светском приеме врач-психотерапевт – имя его я не помню – рассказал мне, как он выразился, «презабавную историю», случившуюся с его коллегой, работавшим волонтером в бывших колониях.

Однажды к нему в слезах пришла женщина, которая утверждала, будто с ее ребенком-подростком что-то произошло. Мать была убеждена, что сын или дочь – пола мой собеседник не знал – стал или стала кем-то другим. Для простоты договоримся считать ее ребенка мальчиком. Итак, женщина рассказывала врачу, что больше ее дитя не признает в ней своей родительницы, называет чужим родной дом, спрашивает, кто он и как сюда попал… Когда мать принесла его любимые вещи, подросток отбросил их, утверждая, будто видит впервые.

Можно было списать подобное поведение на переходный возраст, но женщина была в ужасе и обратилась к доктору. Разумеется, такой случай заинтересовал бы любой пытливый врачебный ум, а другие работать в колонии не приезжают, потому друг моего собеседника сразу направился к ней домой, посмотреть на подростка. Когда он сообщил матери, что искренность поведения ее чада не вызывает никаких сомнений, та плакала несколько дней.

В отличие от Патрика, этот человек сразу был общительным и производил впечатление чрезвычайно здравомыслящего. Он много рассказывал о своем детстве, но эти истории не имели ничего общего с тем, как события того же периода излагала мать. Подросток мог детально описать и внешность той, из чьей утробы он появился на свет. Просто, по его словам, это была отнюдь не плачущая возле него женщина.

Несколько месяцев ребенка пытались увещевать всей деревней, но результатов это не дало. За прошедшее время мать сгорбилась и поседела. Она не сомневалась, что в теле ее сына поселился дух или другой человек. Переубедить ее не представлялось возможным, это не удалось даже упомянутому врачу, который пользовался всеобщим уважением. Да и, собственно, какие могли быть контраргументы? Женщина буквально погибала от горя. Все советовали ей поберечься, уйти или прогнать подростка, коль скоро ее ребенка в этом «существе» все равно более нет. Но поступить подобным образом она так и не решилась.

Когда матери не стало, человек в теле ее отпрыска не проронил ни слезинки. Все это время доктор навещал их не реже чем раз в неделю, чтобы поддержать страдалицу, потерявшую сына столь необычным образом. Он продолжил приходить и без нее – уж слишком интересен был случай. По его воспоминаниям, со временем в лексиконе подростка появились новые слова, а потом тот и вовсе перешел на какой-то неведомый окружающим язык. Вот тогда я вспомнил о Патрике. Мне показалось неоспоримым, что если два человека в разных частях света разговаривают с окружающими и никто не может их понять, то наверняка они ведут беседу друг с другом. Логика здесь сомнительная, но разве что-то в этой истории поддается ее строгим законам? Я почему-то не сомневаюсь.

Сосед Дедала