Гипотеза Дедала

К чему, собственно, я рассказываю все это? К тому, что на фоне вала сведений о кораблекрушениях, всеобщего ажиотажа и нескончаемого потока подлинных и мнимых выживших случай с Патриком немудрено было вообще не заметить. Скорее даже наоборот, на него практически невозможно было обратить внимание, поскольку история – обыденнее не придумаешь: очередного субтильного юношу принесло к берегу на обломке корабля. Сюжет выглядел столь безыскусным, что, пожалуй, походил на правду.

Как и многие другие, Патрик не помнил, как его зовут, кто он, откуда и что с ним случилось. От многих других его отличало разве то, что почему-то казалась, будто он не врет.

Упомянутое имя, разумеется, ему не принадлежало. Его назвали так в честь то ли человека, который нашел несчастного, то ли полицейского, зарегистрировавшего случай, то ли журналиста, написавшего о нем. Вряд ли в честь святого, сохранившего бедняге жизнь, – это было бы как-то банально.

Когда я уже начал всерьез интересоваться Патриком и даже добился встречи с ним, мне удалось узнать несколько обстоятельств, не сообщавшихся в прессе. Его изысканные манеры, а также продемонстрированные нам метрдотелем останки довольно дорогого костюма, в котором выживший был найден, выдавали в этом человеке весьма высокого аристократа. Газеты писали, что он приплыл на обломке корабля, который не принадлежал ни одному из британских судов, затонувших за последние пять лет, – это не было новостью. Но, оказывается, идентифицировать фрагмент не удалось и позже. Более того, установили, что он не являлся частью никакого отечественного судна, не только погибшего, но даже спущенного на воду. Впрочем, эта «загадка», выглядящая захватывающей, на деле ничего не значила. Ясно, что в море Патрику мог подвернуться обломок чего угодно – не обязательно того корабля, на котором он путешествовал. Еще позже стали говорить, будто на древесине спасительного фрагмента обнаружили водоросли и ракушки, которые указывают, что он долго находился у южных берегов Испании. Но и эта информация не вела к содержательным выводам.

Все сведения о найденном юноше – как опубликованные официально, так и те, что мне удалось узнать с огромным трудом, – приводили к одной мысли: в его случае нет решительно ничего необычного, за что можно было бы зацепиться, что дало бы повод для сомнений. Вероятно, именно это меня притягивало сильнее всего. Он был каким-то идеальным выжившим, образцовым несостоявшимся утопленником, совершенной жертвой стихийных обстоятельств. Вдобавок Патрик еще и ни на что не претендовал, не пытался доказать, не заявлял, будто является спасшимся сыном из богатой семьи, – ничего в таком духе. Несчастный действительно не мог вспомнить, кто он и откуда.

Со временем я обратил внимание еще на одно обстоятельство. Газеты написали о нем лишь по одному, редкие – по два раза. Юноша, определенно, был не из тех, кто устраивает ажиотаж. Его случай терялся среди сотен других выживших, многие из которых кричали о себе во всю глотку. Однако, несмотря на минимум информации, возвращение Патрика на остров заметил отнюдь не только я. Более того, в редакции газет, опубликовавших сведения о нем, довольно скоро начали поступать письма от людей, желавших с ним встретиться. Это было удивительно, но до поры не пугало своей таинственностью. Со временем стало появляться все больше сообщений от… его родственников и друзей. Через месяц уже сотня женщин осаждала редакцию «Times». Каждая из них называла себя матерью Патрика. Они рассказывали чуть разнящиеся, но в целом весьма однообразные истории о том, как и когда их сын пропал, а в заключение, разумеется, требовали встречи.

Многие люди, оказавшись в похожих обстоятельствах, пытались заработать на катастрофе, доказывая, будто они кому-то чрезвычайно нужны, а потом, если это удавалось, требуя некие блага. Старались насильно продать собственную жизнь подороже. Патрик же, казалось, имел огромную ценность сам по себе. Вот только в чем она состояла, вспомнить он никак не мог. Впрочем, доказывать ему ничего не приходилось, поскольку у ищущих с ним встречи людей – его многочисленных матерей, а впоследствии и отцов, друзей, братьев, сестер, одноклассников, которые ехали из самых разных уголков Англии, чтобы вернуть его себе, – не было никаких сомнений. В то же самое время никто из них не мог представить убедительных доказательств того, что Патрик имеет к ним какое-то отношение.