Гиппокампус (СИ)

Альбатрос испачкал лапы в чернилах, и весь пол, и книги, и чертежи, впитали в себя следы птицы. А будет ли после нас след? Я пишу столько много, а есть ли в этом смысл? Море слишком огромно, чтобы я смог найти родственную душу, которая поймёт мои каракули на бумаге. Дорогой друг! Ты существуешь? Мы вот, кажется, нет.

- Братья! Путешествия у нас с вами не выйдет, - мне давно стало страшно и пусто, но голос я смог сдержать, говорил громко и твёрдо. Волна не дрожит, когда бьёт, и капитан не имеет право мямлить, когда разбивает надежды. - Я изучил всё, что только смог найти... Возможно, вы не поймёте сразу, или не поверите мне, но то, что мы с вами живы - просто чудо.

Чайки слишком громко разорались и спустились ближе к нам. Своими крыльями они начали задевать нас, одна сбила с моей головы шляпу. Но я продолжал, а команда, отмахиваясь от птиц, слушала.

- Это сложно, и я не понял сразу, а поняв, не поверил, но дело в том, что мы - не на корабле.

- Ха, глупости, мальчик-капитан! - Бьёрн пришиб своей могучей рукой одну чайку, - мы в море, но ходим и не тонем, а как можно не утонуть в море? Только корабль поможет!

- Это так, но...технически, это не корабль. Мы не можем управлять им. Сейчас я покажу вам.

Я растянул на палубе чертёж парусного фрегата, и, для сравнения, изображение нашего судна. Лица застыли в изумлении. Леон помрачнел, Агустин закурил, Томас снял треуголку - они поняли.

- Видите, как выглядит судно? У него есть паруса, мачты, такелаж, шлюпки, якорь. У нас же - одни названия, и то - кубрик и каюта - не делают коня кораблём. У нас ничего нет, Гиппокампус словно вырезанная деревянная фигура, полая внутри и с ровной спинкой - верхней палубой для нас. Он не тонет, но на этом его способности заканчиваются.

Агустин заглянул мне прямо в глаза, и я осознал, насколько он стар. Мне стало нестерпимо его жалко. Вот он - иссохший под солнцем, с почти белёсыми глазами, как он ещё может видеть? Из книг знаю, старикам положена смерть, но как я этого не хочу.

Я оглядел всех разом, понял, что многие не осознают, в какой беде мы находимся. Когда Гот начал громко доказывать брату, что мы с лёгкостью заставим Гиппокампуса ударить по волнам хвостом и в считанные дни достигнуть берегов Крита, я совсем ослаб и все мои бессонные ночи за чертежами вырвались в крике:

- Да мы все прокляты!

Мои слова затерялись в криках чаек. Никто больше не обмолвился словом, лишь гадкие птицы не признавали тишины. Мне казалось, что я схожу сума, хотя, наверное, я давным-давно потерял рассудок.

- Всё это время мы тонули в бутылке с ромом! Наше судно - просто кусок дерева, понятно! Нет здесь ничего, и там - я указал на горизонт, - для нас ничего нет. Мы застряли здесь, понимаете вы или нет? Каждую ночь мы засыпаем в зелёном зареве, и для чего... какой смысл просыпаться, если выхода нет? Этот... этот конь, он не отпустит нас никуда, мы просидим на его спине целую вечность! Мы не путешествуем, мы отматываем срок!

- Да с чего ты взял? - спросил меня Дон.

- Да с того! - я совсем не мог успокоиться, голова страшно гудела, и все опасения вырывались наружу. - Мы столько времени в плаванье, что никто не помнит точно, сколько дней, а то и лет прошло. И как прошёл первый день, кто-нибудь помнит?

- Ну Юз, успокойся. Ты сам знаешь, мы столько праздновали, что...

- Ничего не помним, так? О земле, о цветах, о близких людях.... Мы без прошлого.

Сначала мне хотелось избить кого-нибудь, я даже чувствовал, как захватывал меня красный цвет - цвет гнева и кулака. Но после слов о семье мне стало страшно грустно. Видимо, я правда одинок. Что я, что мы такое, раз мы можем вспомнить только море и чёрного коня? Всё пустое.

Леон положил руку на моё плечо и сказал:

- Мы твои близкие люди, Юз, мы одна команда. Так всегда было и будет.

- Для начала хорошей истории этого достаточно, - продолжил Леон, - мы что-нибудь придумаем. Нам просто нужно время.

Леон прав - нам действительно нужно время чтобы свыкнуться с мыслью о том, что мы потеряны в бесконечности моря на игрушечном судне. Поддерживаемый Леоном и Агустином, я пообещал команде найти выход и привести корабль к островам. В тот момент, конечно, обещание прозвучало как слабый и усталый выдох. Мне просто хотелось тихо пережить всё это. А чайки были против тишины, они накинулись на матросов как на падаль (я читал, они ею не брезгуют, только, что это, не знаю). Я сам замахал руками, словно птица, чтобы отбиться от чаек. Они кричали прямо в уши, одна птица чуть не влезла мне в рот; они били нас своими крыльями и приходилось руками заслонять глаза от их клювов.

Снова грязные пернатые взбесились не на шутку, я еле-еле держался на ногах, когда их мерзкий крик начал обретать смысл: я точно знаю, что не я один смог различить слово "ложь".

- Прячьтесь все! Бегите в брюхо! - Томас схватил меня за локоть и, отбиваясь от чаек, потащил к люку.

- Это твоя вина! - низкий Джером бил птиц вёслами и бежал за нами к люку. - Твоя вина Юз!