Читаем Гитаговинда полностью

Между песнями, а также в начале и в конце каждой книги помещены стихотворные строфы (от 1 до 7), по-видимому, не предназначенные для музыкального исполнения, лишенные рифмы и выдержанные в различных размерах классической санскритской поэзии: sârdülavikridita (43 раза), harinï (10), vasantatilakâ (9), sikharini (6), puspitägra (4), âryâ (4), mälini (3), vamsastha (3), sloka (3), upendravajra (3), sragdharä (3), drutavilambita (2), prthvi (l)[42]. Часть этих строф, логически примыкающих к началу или концу соответствующих песен, подается от автора и служит как бы ремарками (чаще всего — вводными) к ним, сообщает о поступках героев, их общении друг с другом, объясняет возникшие ситуации, неся таким образом основную драматическую нагрузку в поэме. Другие исполняют лирическую функцию, служат как бы непосредственным продолжением песен — их произносит то же действующее лицо, завершающее в этих строфах свой монолог. Два этих вида искусно чередуются друг с другом в рамках отдельных частей. Заключительные строфы частей обычно содержат пожелания различных благ слушателям от Кришны. Распределение песен и промежуточных строф по частям, как мы видим, здесь весьма нерегулярно. Достаточно постоянна лишь величина песни (в 21 случае из 24 — по 8 строф). Вместе с тем можно отметить здесь известные закономерности в количестве нерифмованных строф в зависимости от их положения в данной части. Количество вводных строф обычно невелико (в 9 случаях — 1 строфа, в 2 — 2 и только в 1 части — 4). Несколько больше вставки между песнями — из 12 таких промежутков в 6 случаях — 1 строфа, в 3 — 2, в 1 — 3, в 1 — 4 и в 1 — 7. Еще больше число/строф, следующих за последней песней данной части: из 12 таких групп в 2 случаях — 2 строфы, в 3 — 3, в 1 — 4, в 1 — 5, в 1 — бив 1 — 7. Следует заметить, что в 1-й части промежуточные строфы 1.26,27 функционально равноценны соответственно заключающей (благопожелание) и вводной строфам других частей[43]. В целом песни занимают ок. 2/3 всей поэмы, нерифмованные строфы — ок. 1/3. В отдельных частях это соотношение также варьируется: в 1, 2, 7, 8, 9 доля таких строф близка к 1/4; в 4, 5, 6, 11 — к 1 /3; в 3, 10, 12 — к 1/2.

Действие развивается здесь следующим образом[44]. Первая строфа с характерной для санскритской поэтики суггестивностью намекает на предысторию поэмы и одновременно как бы предвосхищает ее финал — соединение любящих. В следующих строфах (1.2—4) Джаядева говорит о себе и других поэтах; затем следуют два гимна в честь Вишну-Кришны. В первом [1.5—15(1)] перечисляются 10 аватар Вишну; 1.16 суммирует эти аватары; затем во втором [1.17—25(II)] восхваляются его подвиги. 1.26 содержит благопожелание и, как уже говорилось, сходна в этом отношении с заключительными строфами отдельных частей, на которых мы ниже не будем останавливаться (1.49; 2.21; 3.16; 4.23; 5.20; 7.42; 8.11; 9.11; 10.16; 11.34—36; 12.29), — можно заметить, что такие строфы обычно упоминают Кришну, наделяя его различными эпитетами, связанными с содержанием вишнуитской мифологии. 1.27 вводит новое лицо — подругу (sahacari, sakhï)[45], обращающуюся к Радхе, которая ищет в лесу своего возлюбленного. Подруга описывает Кришну, бродящего весной по лесу и танцующего с юными пастушками [1.28—35 (III)]; слова песни, как это неоднократно наблюдается и в следующих песнях, продолжены в 1.36—37. 1.38 вводит следующее обращение подруги к Радхе — она показывает на появившегося вдали Кришну в окружении пастушек и описывает их развлечения [1.39—46 (IV)] — описание, также продолженное в 1.47—48.

Вторая часть начинается обращением Радхи (2.1); жалующейся подруге на измену Кришны [2.2—9 (V); 2.10]. Ее жалобы переходят в следующую песнь [2.11—18 [VI)] — Радха стремится соединиться с возлюбленным и просит подругу помочь ей в этом. Затем она снова жалуется на разлуку (2.19—20).

Следующая часть начинается (3.1—2) с описания Кришны. Покинув пастушек и помышляя лишь о Радхе, он раскаивается в измене и после бесплодных поисков изливает в беседке свое горе [3.3—10 (VII); 3.11—15].

Подруга Радхи приходит к нему (4.1) и в двух песнях, образующих непрерывный монолог, описывает страдания Радхи в разлуке с любимым [4.2—9 (VIII); 4.10; 4.11—18 (IX); 4.19—22]. Кришна поручает ей привести к нему Радху, подруга возвращается к ней (5.1) и описывает скорбь Кришны в разлуке [5.2—6 (X); 5.7]. Это описание переходит в призыв к Радхе следовать за Кришной [5.8—15 (XI)]. Ее уговоры и завершают 5-ю часть (5.16—19).

Видя, что Радха изнемогла от страсти и неспособна идти сама, подруга снова идет к Кришне (6.1) и рассказывает ему о состоянии возлюбленной [6.2—9 (XII); 6.10—11].

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги