Гитлер: мировоззрение революционера

Кроль подчеркивает, что гитлеровская концепция «народного единства» играла главную роль не только в интеграции рабочего класса в Третьем рейхе, но и уже на этапе подъема национал-социализма в Веймарской республике. «Не расизм и антисемитизм, не гегемонистское империалистическое стремление к захвату „жизненного пространства“ и уж никак не обращенная в прошлое псевдоидиллия аграрного мира, питающегося от „крови и почвы“, не антибольшевизм, не антилиберализм и не социал-дарвинистский принцип борьбы определяли образ Гитлера и его сторонников в их собственном восприятии и в восприятии окружающих вплоть до 1930-х годов. Определяющим было скорее программное видение национального социализма, сплачивающего всех немецких соотечественников в прочное, нерасторжимое судьбоносное сообщество»[97].

Это соответствует взгляду, развиваемому в моей книге. Напротив, тезис Ганса Моммзена, согласно которому «народная общность» была не более чем мифом и в контексте анализа от этого понятия следует отказаться[98], столь же мало соответствует современному уровню исследований, как и высказывание Ганса-Ульриха Велера о том, что «пропагандистское клише равенства всех соотечественников в новом германском „трудовом сообществе“ при ближайшем рассмотрении оказывается химерой»[99]. Делать на основе бесспорного факта, что и внутри национал-социалистического «народного единства» не было равенства, вывод о том, что оно было лишь миражом или химерой, означает судить поверхностно, что доказывают рассмотренные выше исследования.

Современные исследователи ушли тем временем от этого взгляда Моммзена и Велера. За последние десять лет «народная общность» стала важной исследовательской концепцией. Мартина Штебер и Бернхард Готто отмечали в 2014 г.: «Никакое другое понятие не подстегивало за прошедшие годы дебаты об истории общества во времена национал-социалистической диктатуры, как „народная общность“»[100]. И они с полным правом могли утверждать, что «принципиальная оправданность и польза от обращения [к этому понятию] не может быть поставлена под сомнение». «Уже давно речь больше не идет о том, чтобы разоблачать фактические или мнимые пропагандистские обещания социального равенства или более высокого жизненного уровня как введение в заблуждение, используя при этом данные социальной статистики о неравенстве и дефицитах снабжения. <…> Сужение понятия до социально-психологических эффектов общественных инсценировок или демонстративного повышения социальной значимости снижает уровень дискуссии»[101].

Мориц Фёльмер сделал в 2014 г. следующий вывод: в более ранних социально-исторических исследованиях речь шла о том, чтобы разоблачать как миф лозунг «народного единства, ссылаясь на продолжавшие существовать классовые различия и не выполненные обещания в сфере потребления. «Положение тем временем в корне изменилось, поскольку народная общность означает своего рода концептуальную крышу, под которой собираются те историки обоего пола, которые подчеркивают высокий уровень согласия и вовлеченности в „Третьем рейхе“»[102].

Насколько современен был национал-социализм?

Уже в 60-е годы Ральф Дарендорф и Дэвид Шёнбаум указывали на модернизирующее воздействие национал-социализма[103] и влияли тем самым на его исследования, а также на биографии Гитлера, например на биографию, написанную Иоахимом Фестом. Поэтому новым в моей книге был не тезис о модернизирующем влиянии национал-социализма, а доказательство, что оно — в отличие от предположения Дарендорфа — не происходило вопреки намерениям Гитлера, а соответствовало его целям.

Тут не обошлось без возражений. Уже в 1990 г. Ганс Моммзен говорил о «симулированной модернизации», причем он решительно возражал не только тезисам Михаэля Принца и моим, но также частично и взглядам Дарендорфа[104]. С точки зрения Моммзена, подавление профсоюзных организаций и запрет на политическую активность населения в Третьем рейхе свидетельствуют против тезиса о модернизации. Несколько примитивно звучит следующее его высказывание: «Если говорить о модернизации в Третьем рейхе, то тогда извращенное применение медицинских теорий, как и осуществленное техническими средствами массовое уничтожение, является его специфической формой»[105].