Термин «исполнение долга» был для Гитлера связан с определенными условиями, которые, собственно, и придают ему значимость. В Германии, как заявил Гитлер 28 февраля 1926 г., существует «очень неправильное понимание термина „исполнение долга“. Это понятие „исполнение долга“ превратилось у нас в Германии намеренно в доктрину, в самоцель, хотя оно является всего лишь средством для достижения цели. <…> На это возражают: если что-то и могло бы быть самоцелью, так это повиновение вплоть до самой смерти. Все это имеет смысл, если это повиновение проявляется для того, чтобы получить еще что-то другое в народной жизни. <…> Исполнение служебного долга было само собой разумеющейся вещью до тех пор, пока знали, что этот большой административный аппарат, пусть и плохой, подверженный недостаткам, управляющийся бюрократическими методами, служит одной цели: благосостоянию нации, что вся эта возникшая по приказу готовность к сражениям обязана была служить только этой одной цели. В тот день, когда кощунственная рука осмелилась уничтожить эту ценность, по логике вещей должно было бы прекратиться выполнение долга, либо же оно стало бы мощнейшим оружием для разрушителей рейха». Гитлер также высказался против «нехватки гражданского мужества». Гражданское мужество заключается, на его взгляд, в том, чтобы «принимать решение не тогда, когда не отдаются приказы, а когда это противоречит воле общего мнения»[1683]. Еще в «Майн кампф» Гитлер выступил против «окостенения наших понятий об исполнении долга и повиновении». В тяжелые роковые для народа часы повиновение и исполнение долга означало «доктринерский формализм, даже чистый бред». В такие часы проявляется личная ответственность перед всей нацией[1684]. Эти высказывания не являются маловажными, поскольку они были направлены против самого Гитлера в катастрофический период Второй мировой войны. Ссылаясь на процитированный выше отрывок из «Майн кампф», сознающие свою ответственность офицеры противились бессмысленному сопротивлению и разрушениям в давно проигранной войне[1685].
Когда Гитлер требовал, с одной стороны, «безоговорочного повиновения», то, с другой стороны, он часто выступал против «авторитарного государства»[1686] и провозглашал необходимость самостоятельных и ответственных действий. Так, например, в «Монологах» он заявлял: «Вермахт знает, какую высшую награду заслуживает тот, кто, действуя вопреки приказу, благодаря своей сообразительности и решительности спас ситуацию. В административном органе отход от предписания будет всегда стоить головы: исключение — чуждое здесь понятие. Поэтому ему также не хватает и смелости для принятия на себя серьезной ответственности»[1687]. Подобные высказывания отражают противоречивое отношение Гитлера к власти, которое не позволяет выразить его позицию в этом вопросе в простой, ясной формулировке. Безусловно, будет правильно истолковывать Гитлера и Третий рейх как воплощения авторитаризма, но вместе с тем верно и обратное. Подобно тому как Гитлер выступал против немецкой традиции обожествления государства, в которой государство было лишь «самоцелью», перестав быть «средством для достижения цели»[1688], он также выступал с критикой слепого повиновения, которое больше не задается вопросом о смысле и цели повиновения, он восхищался «гражданским мужеством», т. е. ответственными действиями — без приказа свыше или даже вопреки ему, — в ситуациях, когда Отечеству грозит опасность. Только понимая эту противоречивость и лежащее в ее основе двойственное отношение Гитлера к власти, можно адекватно трактовать Гитлера.
Подобные двойственности вообще важны для понимания политических взглядов Гитлера. Односторонний акцент только на
в. Диктатура как «высшая форма демократии»