Особой заслугой Эберхарда Йекеля является то, что он в своей работе о «Мировоззрении Гитлера» (1969), напротив, доказал, что Гитлер разработал внутренне вполне логичное мировоззрение, бывшее ориентиром его политической деятельности. Но и Йекель все еще исходил из того, что у Гитлера были «только две истинные цели», а именно завоевание жизненного пространства на востоке и «удаление евреев». Социальная, экономическая и внутренняя политика были для Гитлера, по мнению Йекеля, лишь средством для достижения двух главных целей. По сути дела, Йекель в значительной степени все же оставался в плену «старого», им самим раскритикованного образа Гитлера. Гитлер был «на самом деле в течение долгого времени оппортунистом», и это не касается только двух его главных целей, полагает Йекель. Он, правда, сам признавал, что его интерпретация мировоззрения Гитлера «ничего или почти ничего не добавляет к ответу на вопрос, как и почему этот человек смог прийти к власти и таким ужасным образом достичь своих целей»[227].
Но ведь именно это остается главной проблемой: как удалось Гитлеру приводить в восхищение миллионы и миллионы людей, следовавших за ним почти вплоть до поражения и в значительной степени добровольно, а не по принуждению? Раскрытие целей Гитлера — удаление евреев и завоевание жизненного пространства — вряд ли может способствовать объяснению. Ведь Гитлер, разумеется, пришел к власти не с обещанием убить шесть миллионов евреев и развязать величайшую войну в истории. Напротив, ни антисемитизм, ни требование жизненного пространства не играли существенной роли в его речах на том этапе, когда ему удалось прорваться к роли вождя миллионов (с 1930 по 1932 г.). Но почему он добился такого успеха? Были ли это лишь благоприятствовавшие ему внешние обстоятельства — экономический кризис, унижение Германии Версальским договором и крушение Веймарской демократической системы? Или это были его ораторское искусство и талант демагога? Наверняка и то и другое, но прежде всего еще кое-что: это была — такова идея настоящего исследования — революционная программа Гитлера, сделавшая его вождем масс. Этот взгляд на Гитлера как революционера не нов и не бесспорен. Вопрос, был ли Гитлер революционером, а национал-социализм революционным движением, занимал уже его современников и всегда приводил в дискуссиях к столкновению противоположных точек зрения. В то время как в отношении русской Октябрьской революции и Французской революции 1789 г. никогда не возникали сомнения, что речь шла именно о настоящих революциях, мнения о том, следует ли и захват власти национал-социалистами понимать как революцию, расходились с самого начала.
Ведь не было штурма ни Бастилии, ни Зимнего дворца. Гитлер пришел не после сражений на баррикадах; его в соответствии с положениями Веймарской конституции назначил рейхсканцлером президент Германии Гинденбург. Веймарская конституция формально не отменялась до 1945 г., большинство членов гитлеровского кабинета уж никак не были революционерами.
Тем не менее национал-социалисты рассматривали свой «захват власти» как революцию. «Легальная революция», лишь начавшаяся 30 января 1933 г. и в процессе тотального «приведения к единому знаменателю» систематически устранявшая Веймарскую демократию, в своем роде не имела образцов в истории. До тех пор революции связывались с представлением о насильственном восстании и кровавом свержении старых властителей. Но захват власти национал-социалистами не укладывался в старую схему и привычные представления о том, чем революция является или должна являться.
Прежде всего, наименование нацистского захвата власти революцией было несовместимо с марксистским понятием революции. Одновременно именно марксисты осознавали решающее значение революционного поведения национал-социалистов для их успеха у масс. Фашизм, заявил Георгий Димитров на VII конгрессе Коммунистического интернационала, спекулирует «на лучших чувствах масс, их чувстве справедливости и временами даже на их революционных традициях»[228]. Психоаналитик и марксист Вильгельм Райх пришел к заключению, «что революционная фразеология национал-социалистов была решающим фактором в завоевании этих масс. Они слышали, как национал-социалисты отрицали, что Гитлер представляет капитал. Они слышали, как штурмовики предостерегали Гитлера от предательства дела „революции“. Они слышали, как штурмовики называли Гитлера немецким Лениным. Те, кто перешел от социал-демократии и либеральных партий центра к национал-социализму, были сплошь революционизированными массами, которые раньше не интересовались политикой или имели смутные политические взгляды»[229].