Подобно тому как среди левых эмигрантов явно наблюдались подходы к переоценке национал-социализма и признанию его революционного характера, консерваторы, ложно понимавшие ранее национал-социализм как движение реставрации, пришли к самокритичному взгляду на неправильную оценку гитлеровского движения. Вероятно, наиболее ясно понял революционный характер национал-социализма Герман Раушнинг, ранее сам бывший членом НСДАП, президент сената Данцига. Вышедшая в 1938 г. книга Раушнинга «Революция нигилизма» представляет собой не в последнюю очередь критику и самокритику тех консервативно-буржуазных сил, которые не поняли или несвоевременно поняли радикально революционный характер национал-социализма. «Ничто так не потрясло националиста в консервативном смысле, как постепенное осознание, что тот „национальный подъем“, сторонником которого он ради такого решения себя объявил, вместо этого оказался циничной, нигилистической революцией, в которой были обесценены и разложились даже легитимные и неотъемлемые ценности национализма». Цель «комбинации 1933 года», т. е. союза буржуазно-консервативных сил с Гитлером, а именно «позволить опасному национал-социализму „израсходовать“ себя „политически“, не достигнута. Буржуазно-консервативные силы, например Папен, не увидели „революционную опасность“». «Консервативные национальные силы полагали, что заимели политический аппарат, но они отдали себя революционному насилию, чьей доктриной является движение само по себе, тактикой — разрушение и подрыв всех ценностей и всякого порядка». По Раушнингу, национал-социализм есть не «национальное, а революционное движение. В непонимании этого факта заключалась роковая ошибка буржуазных кругов. Это движение нельзя было больше дереволюционизировать; оно должно было развиваться в духе все более острой радикализации, следуя своему собственному закону». Непониманию революционного характера национал-социализма способствовало и то обстоятельство, что он реализовал совершенно новый, до сих пор неизвестный, тип государственного переворота. Суть новой тактики заключалась в том, чтобы сначала легальным путем прийти к власти, а «потом, после взятия власти, осуществить собственно революционный акт». Современные революции разыгрываются не в «импровизированных баррикадных сражениях, а в дисциплинированных актах разрушения». Их опасность заключается именно в якобы упорядоченной силе переворота. Но это сначала не осознали. Тогда германскую революцию уж слишком представляли себе по привычному историческому образцу.
«Но для новых революций ХХ столетия не существует аналогий и образцов». Национал-социалистическая революция, полагает Раушнинг, «это новый тип революции, совершенно отличающийся от классической Французской революции»[232].
Вывод Раушнинга, что оригинальность Гитлера заключалась в концепции нового типа государственного переворота, был взят на вооружение в том числе такими историками, как Буллок[233], Гёрлиц и Квинт[234], Мау[235]и Фауль[236]. Историки, подобные Карлу Дитриху Брахеру, говоря о национал-социалистической революции, имели в виду в основном тот процесс «приведения к единому знаменателю», которым с января 1933 по август 1934 г. были охвачены все институты германского общества[237]. Другие историки, прежде всего Джордж Мосс, подчеркивали еще одну сторону национал-социалистической революции. Мосс утверждал, что национал-социализм был прежде всего культурной революцией, не направленной на экономические изменения[238]. Точка зрения, согласно которой национал-социалисты не слишком интересовались экономикой[239], неверна, но Мосс, конечно, затрагивает весьма важный аспект событий, когда истолковывает идеологию Гитлера как «предложение по решению вопроса современного отчуждения человека» и констатирует: «Для миллионов людей нацистская идеология означала ответ на их страхи, освобождение от отчуждения и давала надежду на лучшее будущее»[240].