Генрих Гейм также отметил многочисленные положительные высказывания Гитлера о Сталине. «Если бы Сталин продолжал работать еще десять-пятнадцать лет, — заявил Гитлер 26 августа 1942 г., — Советская Россия стала бы самым могущественным государством на Земле, могут пройти 150, 200, 300 лет; это такое уникальное явление! То, что общий уровень жизни повысился, в этом нет никаких сомнений. От голода люди не страдали. Учитывая все обстоятельства, надо вот что сказать: они построили фабрики там, где за два года до этого были никому неизвестные крестьянские деревни, фабрики размером с заводы имени Германа Геринга. У них есть железные дороги, которые даже не обозначены на карте. А у нас заводят споры по поводу тарифов еще до того, как железная дорога будет построена. У меня есть книга о Сталине; и надо сказать: это невероятная личность, настоящий подвижник, который железным кулаком собрал воедино эту гигантскую империю. А если только кто-то скажет, что это социальное государство, то это чудовищная ложь! Это государственно-капиталистическое государство: 200 миллионов человек, железо, марганец, никель, нефть, нефтепродукты и все что угодно — неограниченно. У руля — человек, который сказал: „Считаете ли вы потерю 13 миллионов человек слишком большой потерей ради великой идеи?“»[1826]. В этом высказывании особо отчетливо проявляются моменты, которыми Гитлер восхищался в отношении Сталина: последовательность, да даже и жестокость («железный кулак»), с помощью которых Сталин воплотил в жизнь некую «великую идею» — даже принеся в жертву миллионы людей — и создал исполинскую промышленную державу, импонировали Гитлеру. Он видел в Сталине свое собственное зеркальное отражение, а именно исполнителя модернизационной диктатуры, которая не остановилась бы даже перед применением самых жестоких средств.
С другой стороны, он назвал амбиции большевизма в социальной области «вопиющим обманом». Карл Тёт, рейхстенограф в Главной ставке фюрера с сентября 1942 г. до конца войны, записал 4 февраля 1943 г.: «Затем фюрер сопоставил социализм русских с нашим немецким социализмом. Когда русский построил где-нибудь, например, фабрику, то он просто привлекал в эту местность всех, кто вообще еще способен работать, но достойное жилье он тогда возводил только для комиссаров и технических служащих. Рабочим же, в отличие от этого, приходилось самим искать себе пристанище в самых примитивных норах-землянках. А когда мы в Германии строили новый завод, то на строительство этого завода уходила лишь часть того, что вместе с этим было затрачено на создание достойного жилища для рабочих. Высокий культурный уровень немецких рабочих требует уж наряду с их трудом также и соответствующего эквивалента-компенсации. Например, он построил крупные заводы в Зальцгиттере: да, для этого ему пришлось возвести совершенно новый город, население которого сейчас превышает 100 тысяч человек, а вскоре его численность достигнет четверти миллиона. Это потребовало прокладки дорог, разбивки площадей, электричества, канализации, а также строительства театров, кинотеатров и всевозможных других культурных объектов. Русский же ни о чем таком вообще не думает. Он оставляет своих людей в их примитивизме, и это позволяет ему теперь осуществлять гораздо более тотальный метод ведения военных действий»[1827].
Гитлер привел эти аргументы, поскольку только этим он мог обосновать отличие и превосходство национал-социализма над большевизмом, поскольку в остальном он, как сообщал Шейдт в своих записках, «внутренне уступил российскому примеру». По словам Шейдта, «то противоборство мировоззрений, с поучениями о котором он так долго выступал, или крестовый поход на духовном уровне он проиграл сразу в самом начале. В результате его оценка человека и жизни больше ничем не отличалась от оценки коммунистической». Гитлер научился «восхищаться непреклонностью тамошней системы. <…> Он начал подозревать, что заблуждался в отношении Сталина, и его замечания свидетельствовали о восхищении, даже давали понять, что его пример казался ему образцом для подражания, который не оставлял его в покое». «Гитлер втайне начал восхищаться Сталиным. Отныне его ненависть определялась завистью. <…> Он цеплялся за надежду на то, что он сможет победить большевизм его же собственными методами, если скопирует его в Германии и на оккупированных территориях. <…> Все чаще он изображал своим сотрудникам русские методы как образцовые. „Без их жесткости и беспощадности мы не сможем вести эту борьбу за существование”, — нередко говорил он. Все возражения он отверг как буржуазные»[1828].