Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Путци рассказал Кэй Смит, что Хелен однажды зашла в магазин его семьи на Пятой авеню, и он был просто потрясен. «Его так поразила красота этой женщины, что он пошел за ней до её дома», – вспоминала она. Хелен вовсе не была похожа на кинозвезду: в ней было 5 футов и 9 дюймов роста, она отличалась широкой костью и выглядела с раннего возраста неожиданно солидно. Но у нее было выразительное лицо и живые голубые глаза; волосы она эффектно убирала назад, одевалась консервативно, но элегантно. Хелен и Путци поженились 11 февраля 1920 г., получив свое брачное свидетельство от клерка в Квинсе. Год спустя, когда уже родился Эгон, они переехали в Мюнхен. Брак с самого начала оказался непростым. Когда Ганфштенгли приехали в Берлин и остались погостить у Смитов, Кэй обнаружила, что Путци склонен к шумному поведению и его приходится буквально контролировать. Однажды на совместном обеде обеих пар он сел за пианино и играл великолепно, что она отметила. «Он мог бы стать прекрасным музыкантом, если бы сосредоточился на этом… но он ни на чем не сосредотачивался». Вернувшись в квартиру Смитов на Оливерплац, Путци не угомонился. Поставив рядом бутылку коньяка, он сыграл «Harvard, Fair Harvard» и сказал:

– Нет ничего лучше Вагнера.

Трумэн и Хелен отправились по своим спальням отдыхать, но Кэй удалось успокоить расшумевшегося Путци только после четырех часов утра. Кэй вспоминала, что только-только успела задремать, как снова услышала звуки пианино. Набросив кое-как одежду, она пошла и утихомирила его, поскольку Трумэн и Хелен еще спали. Чтобы не пустить Путци обратно к пианино, Кэй уговорила его отправиться с ней на прогулку по почти пустому холодному утреннему Тиргартену, объяснив, что его жене и её мужу надо немного отдохнуть.

– А, Хелен все время устает, – сказал тот.

– Ничего странного, – ответила Кэй. Больше десяти лет спустя, когда Хелен наконец оставила Путци, Кэй заметила, что всегда находила его «весьма утомительным». Но когда Хелен еще только приехала в Германию, она была очень во многом согласна с мужем касательно этой страны. Её поразила послевоенная бедность и политическая нестабильность. «Неудивительно, что в наступившем хаосе такой человек, как Гитлер, мог привлечь внимание отчаявшихся немцев, – писала она аккуратным почерком. – Его план возрождения страны выглядел для многих сограждан идеальным…»

Среди новых американских репортеров, работавших в то время в Германии, не было общего согласия на тему того, является ли Гитлер силой, с которой следует считаться. Одним из самых известных среди них был Хьюберт Ренфро Никербокер – рыжеволосый напористый техасец, уже успевший поработать в Москве перед тем, как приехать в Берлин в 1923 г., хотя ему на тот момент было всего 25 лет. Х. Р. Никербокер прожил в Германии десять лет и опубликовал там за это время шесть книг, писал колонки для немецких газет и продолжал при этом заниматься своей основной работой: он был репортером International News Service, потом Philadelphia Public Ledger и New York Evening Post. Согласно воспоминаниям Джона Гунтера, еще одного прославившегося корреспондента и писателя тех времен, он стал «примечательным публичным человеком в немецком политическом сообществе».

Когда Никербокер впервые встретился с Гитлером в августе 1923 г. во время митинга приверженцев последнего в Мюнхене, в цирке Кроне, он поначалу просто не поверил своим глазам – так смешно было увиденное. «Для ненемца он выглядел просто нелепо… я рассмеялся, – вспоминал Никербокер. – Он был похож на карикатуру». Дело было не только в усиках и причудливой пряди волос, но и в «самом выражении лица, особенно в невидящем взгляде и нелепом положении губ, когда он просто молчал… Иногда он так сильно сжимал губы и так решительно выдвигал челюсть, что опять же выглядел глупо, словно капризничал».

Никербокера и его коллег озадачивало и кое-что еще. «У него довольно мягкое тело в районе бедер, из-за чего фигура выглядит несколько женоподобно, – писал он. – Возможно, одна из причин свирепости Гитлера – сильная женственная составляющая его натуры».

Путци Ганфштенгль же был полностью согласен с женой касательно харизмы Гитлера и относился к нему очень серьезно. Он быстро влился в окружение Гитлера. Начал регулярно играть для него на пианино, особенно после ряда столкновений нацистского лидера с полицией, постоянно следившей за его деятельностью. В первый раз Путци сыграл фугу Баха, но Гитлера та не особо заинтересовала. В другой раз он выбрал прелюдию к «Мейстерзингерам» Вагнера – и заполучил безраздельное внимание своего слушателя. «Он знал это произведение наизусть, мог насвистывать его – с забавным резким вибрато, но в мелодию попадал, – вспоминал Путци. – Гитлер стал вышагивать туда-сюда, размахивая руками, словно дирижируя. Музыка действовала на него прямо физически. Когда я дошел до финала, он был уже в прекрасном настроении, все его огорчения прошли, он был готов общаться с публичным обвинителем».