Гюнтер Грасс

Сложная оптика романа во многом определяется самой идеей спора — диалога, хотя и неравноправного, где последнее слово остается за Крысихой. К тому же существует как бы двойное опосредование: Крыса, которую воображает рассказчик, сама воображает рассказчика, ибо его, как и всех прочих жителей земного шара, уже не существует в природе. Последнее, впрочем, не мешает повествователю протестовать против безапелляционности своей партнерши.

Другое дело, что от этих протестов и заклинаний, от самой системы аргументации мороз по коже подирает не меньше, чем от Крысиных прорицаний. К тому же контрдоводы рассказчика носят во многом пародийный характер: «Мы еще действуем, у нас назначены деловые встречи — с финансовым управлением, с зубным врачом, например. И отпускные путешествия, и билеты на самолет заказаны… Мы бодры и полны новых идей. Всё должно стать лучше, да-да, человечнее». Насколько мало надежды в этом «да-да», ясно каждому. И раз от разу пафос возмущения рассказчика становится всё более хлипким и в протестующие возгласы закрадывается нотка опасного автоматизма — похоже, рассказчик как бы по инерции еще не соглашается, но внутренне сдался и признал неизбежность осуществления роковых пророчеств. И хотя он всё еще пытается из своей космической капсулы помочь людям, хотя еще не может полностью отказаться от надежды, его сопротивление ослабевает: можно сказать, что в споре с Крысихой он терпит поражение.

В интервью итальянскому журналу «Эспрессо» автор закреплял основные мысли, высказанные по поводу романа: «В книге обе эти возможности — истребление и спасение — одновременно находятся на чаше весов. Одерживает верх то одна, то другая, и лишь в конце две линии рассказа совпадают, и тогда возможность уничтожения рода человеческого становится более очевидным решением…» В непрекращающемся споре Крысиха одерживает верх над человеком.

Остальные сюжетные линии романа так или иначе подчинены главой, условно говоря, «апокалиптической». Одна из этих линий продолжает мотивы предыдущего романа Грасса «Палтус», где автор затрагивал тему, весьма актуальную для 1970-х годов и во многом определившую читательский успех, — тему женской эмансипации на фоне метафорически трактуемой истории немцев и всего человечества. Грасс, иронически оценивая феминистское движение, всё же видит в женщинах альтернативу «мужскому миру», построенному на непримиримых противоречиях и не способному к их бесконфликтному урегулированию. Уже в «Палтусе» вся человеческая история представала как постоянное чередование войны и мира, вечное повторение циклов созидания и разрушения.

В «Крысихе» подхватываются, хотя и в ограниченном и трансформированном виде, некоторые элементы сюжета и представления о развитии человечества, о роли научно-технического прогресса, высказанные в «Палтусе». Исследовательское судно «Новая Ильзебиль» с пятью женщинами на борту, изучающими поведение медуз в Балтийском море, их возрастающую плотность, мешающую туризму и рыболовству, ищет Вине́ту, таинственный город, опустившийся, по преданию, на морское дно. Итак, перед нами чисто женская команда, члены которой именуются Капитанша, Штурманша, Повариха… Капитанша Дамрока — органистка и поклонница Баха, руководит экипажем, направленным на Балтику неким Институтом исследования моря, находящимся в Киле. Женщины управляют кораблем, занимаются исследовательскими работами, а в свободное время разговаривают, размышляют о жизни и вяжут.

Последнее особенно важно: «Женщины со спицами в руках» — образ ненарушенного мирного хода вещей, последняя сила, противостоящая распаду. «Вяжущие женщины» — символ не загубленного еще мира. Они «шевелят спицами против грозящего Ничто», против «убегающего времени». С тех пор как стало ясно, что жизнь может иссякнуть, а конец «лишь откладывается день ото дня», только женщины еще сопротивляются небытию, они одни еще могли бы создать разумный миропорядок. Палтус, который раньше служил только мужчинам, а теперь хочет служить только женщинам, предупреждает команду о приближающемся конце света. Но поздно…

Другая параллельная линия связана с мотивами самого известного романа Грасса «Жестяной барабан». Оскар Мацерат, замечательное порождение грассовской фантазии, вновь оживает в «Крысихе». «Итак, я зову: “Хэлло, Оскар!”» И вот он тут как тут. В лакированных туфлях, со своей виллой в предместье и роскошным «мерседесом». С тех пор как он был пациентом специального лечебного заведения, из которого и вел свой рассказ, прошло тридцать лет, и ему теперь шестьдесят.