ГКЧП: Следствием установлено

Что касается причин, по которым я дал неверные показания, то они заключаются в том, что Анатолий Иванович примерно 23–24 августа обратился ко мне с личной просьбой, сказав наедине, что могут быть разные разговоры по поводу написания им текста Заявления, и попросил меня сказать, что я здесь ни при чем и что ничего не знаю. Я так и поступил. Но вчера я провел бессонную ночь и решил, что не могу кривить душой…

Сегодня утром я позвонил помощнику Лукьянова Иванову и заявил, что намерен рассказать все, как было на самом деле. Я не уточнял, о чем идет речь, так как Иванов и сам понял, о чем разговор. Он спросил, как он, Иванов, в этом случае будет выглядеть. На это я ответил, чтобы он подумал, а я решил поступить таким образом…

Из заявления помощника Председателя Верховного Совета СССР Владимира Иванова

Сегодня, 25 сентября, я сам, по собственной инициативе, обратился в Прокуратуру РСФСР с тем, чтобы рассказать о действительных обстоятельствах написания Лукьяновым А. И. Заявления по Союзному договору…

После того как Лукьянов вернулся от Павлова, я зашел к нему в кабинет. Он писал какую-то бумагу. Через какое-то время он попросил меня найти Постановление Верховного Совета СССР по Союзному договору от 12 июля 1991 года. Я нашел это Постановление и принес его Лукьянову. Лукьянов продолжал писать свою бумагу, заглядывая в Постановление Верховного Совета СССР. Я понял, что он пишет свое Заявление по Союзному договору Лукьянов при этом мне сказал, чтобы я его переписал и отнес этим людям. Когда я переписал черновик, то увидел, что под ним стоит дата 16 августа 1991 года. Я, переписав черновик, не стал ставить на нем дату, так как в действительности на календаре было 18 августа. Когда принес Заявление, поинтересовался, какую ставить дату. На это Лукьянов махнул рукой — ставь 18 августа… Заявление Лукьянов написал очень быстро, возможно, минут за двадцать…

Из протокола допроса Владимира Иванова от 4 октября 1991 года

Но, когда 19 августа мне Лукьянов поручил позвонить в ТАСС и сообщить, что дату написания Заявления надо поставить 16 августа, меня в ТАСС спросили, а как быть с фразой «опубликованного три дня назад?» После консультации с Лукьяновым и ТАСС решили вообще ссылку на дни убрать из текста.

Меня Лукьянов не просил никому не рассказывать, что я присутствовал при написании им текста Заявления по Союзному договору. Но несколько раз в разговоре подчеркнул, что он написал это еще на Валдае, из чего я понял, что следует в случае необходимости подтвердить это…

Эти и другие свидетельства позволяют восстановить истинную картину действий Лукьянова 18 августа.

В Москву Лукьянов летел вовсе не в надежде, как он это утверждает, встретить там Горбачева. В действительности Лукьянов знал не только то, что Горбачева нет в Москве, но и то, что к нему в Крым вылетела делегация.

Вот что написал в Заявлении от 23 августа 1991 года на имя Президента СССР Валентин Павлов:

18 августа я находился на даче. За это время я созвонился с Лукьяновым А. И. и Янаевым Г.И., так как мной владело беспокойство, не провокация ли все это. Знают ли они о поездке и ее задачах. Оба подтвердили, что они в курсе положения дел, поддерживают беспокойство и позицию Кабинета о порядке подписания Договора и ждут вестей с юга. На мое категорическое требование вернуться в Москву, т. к. без них я больше ни с кем никаких встреч и разговоров иметь не буду, и тот и другой сказали, что к вечеру будут. Лукьянову я лично сказал, что вопросы слишком серьезные, люди поехали советоваться с М.С. Горбачевым и ему надо сесть в вертолет и лететь в Москву…

Позже, в мемуарах, Крючков снимет все сомнения и разночтения в оценке взаимоотношений Лукьянова и членов ГКЧП. По его утверждению, все участники встречи на объекте «АБЦ» знали «принципиальную патриотическую позицию» Лукьянова и верили, что глава Союзного парламента в эти минуты мысленно находится вместе с ними и так же, как и они, ведет «мучительный поиск выхода из создавшейся ситуации».

Лукьянов говорит, что прилетел в Москву по настойчивой просьбе Павлова, который звонил ему 18 августа дважды. В действительности Павлов побеспокоил его только один раз, после чего Лукьянов сам звонил Павлову после телефонного разговора с Крючковым, состоявшегося в 16.53. Та, длившаяся всего три минуты, беседа оказалась решающей в судьбе Лукьянова. Положив трубку, он стал собираться в дорогу.