Моя рубашка была разорвана на две части, то же стало и со штанами. Вместо них мне выделили такие же белые штаники с веревочкой вместо ремня, как у Мастера, и забрали обувь. С оголенным позорным торсом я вышел из дома, и мне тут же на спину водрузили тяжеленое бревно.
— Ох твою мать! — заорал я, когда сучок бревна впился мне между ребрами. — И долго мне его держать?
— Держать?! — и Мастер громко заржал. Так громко, что я чуть не оглох.
Он нагибается ко мне, я смотрю в его единственный глаз. Ноги дрожат, я почти падаю.
— Ты не должен его держать, лоботряс. Ты с ним побежишь.
— Шта?!
И я получил такой пинок под сраку, что даже не побежал, нет — я словно полетел. Вперед, с трудом удерживая равновесие.
— Выпускай собак, Алиме! — слышу я из-за спины.
— Собак?!
— Есть, Мастер! — кричит Алиме, и раздается громкий лай.
***
За утро я понял сразу несколько вещей…
Первая — бревно на спине, которое едва ли можно удержать, кажется легким, как перышко, если в то время, пока ты его держишь, вынужден также и убегать от ротвейлеров.
Вторая — Алиме больная на всю голову, иначе не отправила бы меня к этому психу в ученики.
Третья — я вряд ли доживу до Арены.
И четвертая — когда собака кусает тебя в шестнадцатый раз, становится не так больно. Само больно — первый и третий. Потом постепенно начинаешь привыкать…
Мои руки дрожат, я смотрю на Алиме мокрыми глазами. Вся спина окровавлена и полна заноз, ноги искусаны собаками, а Мастер тащит с кухни большую кружку. Алиме убийственно спокойна и продолжает улыбаться.
— Держи, лоботряс. Это придаст тебе сил.
Я беру кружку. Руки сильно дрожат. Зеленая жижа, похожая на разбавленный в кипятке литр соплей пахнут, как мои носки, если их не менять неделю.
— Что это за хрень?
Меня воротит от одного лишь запаха.
— Пей, лоботряс, — мастер снова засовывает в рот свою трубку и играет грудными мышцами. — На вкус не так плохо, как на запах.
Он солгал.
***
Сложно поверить, но силы мои восстановились довольно быстро. К тому времени, как я допил ту кружку блевотины, руки перестали дрожать, а натруженные мышцы были готовы к продолжению тренировки.
Правда… сам я эту тренировку не особо хотел продолжать.
— Отжимания! — гордо крикнул он и указал рукой на четыре деревянные столба, под которыми было что-то вроде ковра из наточенных клинков.
Я видел что-то подобное толи в каком-то фильме, толи в аниме.
— Принял упор лежа, лоботряс!
Тяжелее, чем отжиматься, было встать на каждое из бревен. Хренов Твистер, твою мать. Отжиматься было уже легче… это я умел…
До того, как мастер запрыгнул на мою спину.
— Ааааааа! — кричу я, практически встретившись с лезвиями лицом. Он был такой тяжелый, что я едва мог удержаться. А об отжимании не шло и речи! — Слезьте с меня! Слезьте!
— Ра-а-а-а-аз! — произнес Мастер и закурил свою трубку.
— Сууууукаааа! — мои руки не выдержали.
***
— Все органы целы, — заявил знахарь, зашивающий мои раны.
— Чудно, — говорит Мастер, протягивая мне кружку с соплями, пахнущую как дерьмо сгнившего мамонта. — Значит, ты готов заниматься дальше.
— Абсолютно, — подтверждает знахарь, отчего я чуть было не роняю кружку на пол.
***
Следующими в списке аттракционов были подтягивания. Специально для этого под турником Мастер с Алиме развели костер. Я больше был похож на червяка, болтающегося на крючке, чем на подтягивающегося человека.
Но чудо-мазь, сделанная из тех же чудо-соплей, что и напиток, который он давал мне после каждой тренировки, сняла зуд и жжение, когда Алиме покрыла ею мои обожженные ноги. Кожа на них местами облезла, где-то вздулись пузыри, где-то они лопались, а пятки и вовсе почернели. Я плакал и пил напиток из соплей, пил напиток и плакал.
***
Прыжки над ямой с кольями оказались легкой забавой по сравнению с тем, что мне пришлось испытать до этого. А ноги, на удивление, совсем не болели. Я их даже не чувствовал. И все бы ничего, если бы Мастер с Алиме не принялись играть в метание камней по движущейся мишени.
Но знахарь заявил, что ребра целы, хотя я и подпрыгивал от каждого надавливания его пальца.
— Может быть, разве что… треснули… но не сломались.
— А трещина что, не перелом?! — визжу я, получая кружку с соплями.
— Тренироваться может?
— Абсолютно, — отвечает знахарь. — Я только немного его перевяжу…
— Чудно, — и изверг глубоко затягивается.
***
— Как дела, лоботряс? — раздается голос Мастера.
Я стою на полусогнутых ногах на двух бревнах. На моей спине — коромысло, по бокам которого — ведра с камнями. Прямо под моими яйцами — длинный острый клинок.
Пот стекает со лба градом. То же и с туловищем. Ноги слегка трясутся. Перебинтованная грудь болит, особенно треснутые, но не сломанные ребра.
— Чудно! — отвечаю я ему.
— Чудно, — слышу его довольный голос, словно эхо.
— Обед! — раздается крик Алиме.
— Пошли, лоботряс. Твое спасение!
— Стойте! Мастер!
Он ушел в дом, а я продолжил так стоять.
— Я не могу… — тихо простанываю, — пошевелиться…
Но он меня не слышит. У них начался обед.
***