Гладиатрикс

— Тебе не понять, — проговорила она. — Унижение, боль, ярость… Я же заново переживаю все это каждую ночь, вижу тот закуток, где сидела в цепях! Они ворвались… эти мужчины… их тела… Бальб, тебе не уразуметь, что это за пытка.

— Лисандра!

Бальб полез было из-за стола, чтобы утешить девушку, но вовремя передумал и просто сказал:

— Понимаю, это было ужасно.

— Я непременно должна выйти против него, — повторила она. — Я больше не могу носить это внутри. Стоило мне увидеть его, и все всколыхнулось! Его лицо так и стоит у меня перед глазами. Эта туша вдавливает меня в пол. — Спартанка досадливо смахнула влагу со щек. — Я чувствую, как он снова рвет мое тело! Вонючий скот! — Она мотнула головой, силясь взять себя в руки. — Я должна заставить его почувствовать то, что чувствовала сама. Пусть страдает, как я страдала. Я должна его победить и освободиться от него наконец.

«Деньги! Подумай о деньгах!.. — мысленно увещевал себя Бальб. — Не давай голоса сердцу, помни о том, что перед тобой лишь дорогостоящее вложение. Кроме того, Лисандре нипочем не выстоять против Нестасена».

— Я хорошо понимаю, что ты чувствуешь, — сказал он вслух. — Но женщина еще никогда не выходила на арену против мужчины. Это просто неправильно!

— Несправедливо? Неправильно? — закричала она. — А насиловать меня в углу во все дырки, это правильно было?!

Бальба невольно покоробил такой подбор слов.

— Ни в коем случае, — сказал он. — Но давай представим, что я дал согласие и ты проиграла. Как тебе понравится умереть с мыслью о том, что твой насильник снова восторжествовал?

— Все равно, — ответила она. — Это мой выбор. Пожалуйста, Бальб!

«Пожалуйста». Луций чуть не свалился со стула. Она сказала «пожалуйста». Он только тут осознал, что ничего подобного от нее не слыхал. Прежде была лишь спартанская гордыня, сплошные требования, истерики и угрозы. Просьб он что-то не припоминал.

Ланиста даже чуть тряхнул головой, словно для того, чтобы взглянуть на нее свежим взглядом, не замутненным привычкой. Какая-такая еще Лисандра Спартанская?.. Перед ним была его собственность. Кусок мяса для удовлетворения аппетитов арены. Товар, который он выгодно продавал. Разве не так?

«Ох, староват я становлюсь, — сказал себе Бальб. — Душой болеть начинаю за каждую девку. Совсем размяк. Вот и в Лисандре этой не могу видеть просто рабыню, живую вещь. Что это со мной происходит? Сперва у Сорины на поводу пошел, потом — у прекрасной Эйрианвен, теперь эта вредная спартанка. Лет десять назад они с такими выходками у меня живенько на невольничий рынок угодили бы. Рука бы не дрогнула. А теперь?»

От себя-то правды не скроешь. Ему было больно видеть слезы этой гордячки. Чтобы Лисандра да вдруг плакала, а он, прожженный ланиста, об этом переживал?

Бальб прикрыл глаза. Кто мог предвидеть подобное?..

Нет, право, что за бессмыслица. И что с того, что она рисковала жизнью на арене, дабы принести ему прибыль. Это было в порядке вещей. Отправлять ее в лапы Нестасену на верную смерть Бальб нипочем не хотел.

— Этого никто еще ни разу не делал, — сказал он погодя. — Публика такого не примет.

— Еще как примет, — со всей убежденностью ответила Лисандра. — Бальб, они уже считают женские бои основным зрелищем. А чем хуже смешанный бой?

— Но так не делается, — возразил он. — Женщины и мужчины бьются раздельно. Так тому и следует быть.

— А ты о деньгах подумай, — внезапно проговорила она.

— О каких еще деньгах?.. — нахмурился Бальб.

«Нет уж, я не позволю спартанке вертеть собой, как это делала Сорина».

— Вообрази, какие будут делаться ставки, — сказала Лисандра. — Наверняка все против меня. Когда я побью Нестасена, у тебя в руках окажется целое состояние. Прикинь, как выгодно можно будет представить этот бой! «Жрица-воительница получает возможность совершить возмездие над похитителем ее чести!»

А ведь девчонка была права. Бальб ощутил, как поколебалась его недавняя уверенность.

— Ты хочешь, чтобы весь город обсуждал твое изнасилование? — спросил он. — Неужели отмщение стоит того?..

— Пусть твои устроители распишут его какими угодно красками. Мне все равно. — Лисандра выпрямилась, ее лицо снова стало непроницаемым и холодным. — Ты сам никогда не дрался на арене, Бальб, но среди зрителей сидел, стало быть, знаешь, какая похоть двигает эти игры. Это же правда, пусть низкая и некрасивая. Или ты думаешь, я не слышу, какие слова мне кричат из толпы? Боги!.. — Она воздела руки. — Мы же выходим драться полуголыми, а то и совсем нагишом! Для чего, спрашивается? Для проворства движений?.. — Спартанка растянула губы в жестокой ухмылке. — Или для того, чтобы кто-то мог заглядывать нам между ног, пока мы бьемся за свою жизнь? Они видят наши лица, когда мы гибнем или побеждаем, и заходятся в экстазе. Для них это словно соитие!