«Гласность» и свобода

Подлинно демократическая Россия, которая все же могла появиться на карте в начале девяностых годов, совершенно бы изменила положение на земном шаре. Китай, окруженный Японией и Россией, перестал бы торговать внутренними органами расстрелянных политзаключенных и во внешней политике был бы осторожнее, Ирану бы никто не помогал создавать ядерное оружие, и Ближний Восток, по-видимому, развивался бы иначе. Да и террористы почувствовали бы себя брошенными, а не тренировались бы как члены «Аум Сенрике» на российских полигонах.

Впрочем, мы перешли к истории в сослагательном наклонении. Бесспорно одно – демократия в России не получила никакой мало-мальски серьезной поддержки (не могу забыть, как измученная Галина Васильевна Старовойтова была предана атлантическим содружеством, так много когда-то о ней говорившим. Русский народ, так любивший Соединенные Штаты, американскую музыку, американскую литературу, каждого американца как носителя справедливости и демократии, тоже был предан. И нынешний антиамериканизм в России – следствие не только массированной государственной пропаганды, но и прямой результат этого предательства. И эта политика, конечно, не только ухудшила положение во всем мире, привела к многочисленным жертвам, но вернула мир к противостоянию сильно ослабленной демократии и авторитарно-террористического сообщества в формах, характерных для семидесятых годов, с бесконечными локальными войнами и безуспешными санкциями вроде «списка Магнитского» или украинских санкций в тех случаях, когда уже нельзя воевать.

«Победители»: конференция в Амстердаме. Переворот 1993 года и разгром демократического движения

В России кроме моральной дискредитации демократии как идеологии и политического курса насущной задачей Гайдара, Ельцина и, конечно, КГБ было уничтожение всех демократических организаций, что в целом успешно было проведено в правление Гайдара в 1991–1993 годах. Они в своих сегодняшних откровениях и не скрывают, что демократия была враждебна «курсу Гайдара», и он это отчетливо понимал.

Разгром демократических организаций КГБ и в новый период своей истории начал с привычного врага – фонда «Гласность». Но, конечно, под широковещательные разговоры о победе демократии. Торжество наивных моих коллег, казалось, просто не имело предела.

В начале лета девяносто второго года в Амстердаме была созвана большая международная конференция «Россия, гласность и перестройка». Конечно, наиболее заметными ее участниками были гости из Москвы. Русских делегатов было человек двадцать: Галина Старовойтова, отец Глеб Якунин, Кронид Любарский, Виктория Чаликова, Олег Калугин, Василий Селюнин – остальных не упомню. Главную роль играл Сергей Адамович Ковалев, ставший крупным политическим деятелем и российского и мирового масштаба, поскольку добился того, что основополагающего положение о невозможности рассмотрения фактов нарушения прав человека лишь в рамках национальной юрисдикции было включено как один из важнейших принципов международного сотрудничества.

На конференции в Амстердаме я был сопредседателем. Пока выступали люди, бесспорно, очень хорошие, но наивные – Виктория Чаликова, отец Глеб, безоговорочно верившие в Ельцина и наперебой говорившие не просто о победе демократии, но прямо: «Мы победили», – я еще как-то терпел. Но когда Галина Васильевна в продуманном, хорошо построенном выступлении стала говорить (а было в зале около тысячи человек со всего мира), что в России блистательно победила бескровная демократическая революция и что наконец-то русские люди влились в семью свободных европейских народов (свою трагическую судьбу она, конечно, предвидеть не могла), я, воспользовавшись правом председателя, выступил и попытался убедить собравшихся, что никакой победы демократии в России не видно, что у власти в стране совсем не они, да и не бывает победы никем не подготовленной, а я ни в тюрьмах, ни на воле не встречал диссидентов и демократов, которые бы готовились к свержению советского режима и захвату власти.

Из русских меня не поддержал никто. Все были обижены и даже оскорблены тем, что я сказал, и продолжали повторять, что они победили и что уже завтра Россия ничем не будет отличаться от Франции. Я пытался воззвать к здравому смыслу, чтобы они не вводили в заблуждение сотни иностранных политических и общественных деятелей, собравшихся на эту триумфальную конференцию, – но тщетно.

Все русские прямо или косвенно «опровергали» меня и даже Кронид Любарский, чье выступление, кажется, завершало конференцию и на здравый смысл которого я очень рассчитывал, веско сказал: «Как говорят англичане, если птица похожа на утку и крякает, как утка, значит это утка. В России произошла революция и победила демократия».