– Идем, ты должна подтвердить, что Светлана Непомнящая – именно тот человек, которого мы разыскиваем.
Я невольно вздрогнула при упоминании чужой фамилии, но вряд ли Бельский или же Шумский поместили бы маму под ее именем.
Жили постояльцы богадельни в аскетичных условиях. Монашеские кельи с каменными топчанами, минимум мебели и вещей. Пока мы шли вдоль узкого коридора, я успела рассмотреть и запомнить подробности. Двери тут не запирались, секретов друг от друга не было. Да и большинство обитателей пребывало в том почтенном возрасте, когда каждый день может стать последним.
Комнатка, возле которой мы остановились, превышала остальные по площади. Ровно настолько, чтобы в ней уместилась детская колыбелька. Исхудавшая до костей женщина мерно покачивалась из стороны в сторону и напевала знакомую с детства песенку. В руках она баюкала младенца, завернутого в кучу тряпья. Распущенные волосы падали на лицо, не давая его рассмотреть.
– Вот, – кивнул в сторону постоялицы служка, – забирайте! Только вместе с люлькой, нам без надобности. Да и буйствовать убогая начнет, если отобрать вздумаете.
– Постойте, – голос сел до хрипа, – вы не говорили о ребенке.
– Каком ребенке? – служка нахмурился. – Нет же его. А на сверток внимания не обращайте. Там соломенная кукла, светочи додумались сделать, чтобы ее успокоить.
Я в недоумении посмотрела на Алима. Мозг отказывался соображать и принимать действительность. Но я должна была убедиться.
– Мама? – подошла поближе, тронула женщину за плечо.
Она вскинулась, отчаянно прижимая к себе драгоценную ношу и таращась безумным взглядом, в котором не увидела и грамма узнавания. Зато у меня развеялись последние сомнения.
– Мамочка, – ноги подкосились, и я осела на холодный пол.
– Нина, ну что же ты, – дрогнувшим голосом произнес Алим и подхватил меня на руки, бросив Игнату, – забирай Светлану и уходим.
Уже на пороге кельи, где брат замешкался, чтобы протиснуться с ношей на руках, расслышала тихое: «Костенька, наконец-то ты пришел за мной».
Всю дорогу до конторы Кальмана я проплакала на груди у брата. Он успокаивал, как мог. Волны спокойствия накатывали одна за другой. Однако усилия пропадали даром, стоило посмотреть на хрупкую фигурку, свернувшуюся калачиком на руках у Игната. Маму погрузили в сон, чтобы не привлекать внимания и не подвергать лишним потрясениям. А вот мне спать не полагалось. Возвращение в особняк напрямую зависело от меня, а еще предстояла незавершенная встреча с Бельским. Теперь понятно, отчего он вел себя так самоуверенно. Отдавая маму, князь ничем не рисковал. Ни один суд не примет во внимание показания сумасшедшей. Также оспаривалась передача прав на поместье, если Шумский его добился.
Но что означали люлька и сверток, напоминающий младенца? Мы с Данияром вышли из грудничкового возраста. Неужели, она родила в неволе? Могла ли мама на момент трагедии быть беременной? Если да, то это были ранние сроки, потому что животик я бы заметила. Получается, в руках Шумского остался настоящий наследник рода? Мой братик или сестренка? Ему или ей сейчас около пяти лет. Совсем кроха. Одаренная, иначе быть не может, и не прошедшая первой инициации.
– Нина, мы найдем ее, обещаю, – прошептал Алим, легко читавший мои эмоции, бьющие через край.
– Ее? – подняла на брата заплаканные глаза. – Ты видел?
В мыслях безумного человека наверняка творился хаос, но вдруг удалось что-то узнать?
– Я вижу младенца, девочку. Роды прошли с осложнениями. В обрывках воспоминаний мелькают образы захудалой деревушки. За Светланой присматривали, чтобы не сбежала. Но она бы и не смогла. Ослабела после ранения, да и плод вытягивал последние соки. Питалась впроголодь. Работала от зари до зари. Не будь этого ребенка, наложила бы на себя руки. Потеря семьи, мужа и твоя смерть ее подкосили. Староста, которому выделялись деньги на содержание, их себе прикарманивал. Однако ж зашевелился, когда сообразил, что пленница, не разродившись, на тот свет отойдет. Позвал ведьму, что отшельницей неподалеку жила. Та и спасла обоих, вытянула малышку из лап смерти. Родилась она, обвитая пуповиной, не дышала. Старосте ведьма внушение сделала, чтобы заботился о матери с младенцем, иначе жадность его погубит. За неполный год Светлана воспряла духом, ожила, души не чаяла в дочке. Радовалась, обнаружив у нее магические способности. Вот только не подумала, что они станут источником нового несчастья. Староста тоже углядел, что у ребеночка просыпается магия, и решил, будто хозяин щедро наградит его за добрую весть. Наградил. Спалил дотла вместе с деревенькой. Ребенка у Светланы отобрали, а саму ее заточили в подземелье. Там постепенно она и лишилась рассудка под крики умирающих на алтаре людей.
– Как можно быть таким жестоким с собственными детьми? – прошептала, глотая горькие слезы. – Не понимаю. Князь Шумский – не человек, чудовище. Словами не передать той ненависти, что испытываю к нему каждой клеткой.