Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам

«Ну, Есенин,

/ мужиковствующих свора.Смех! / Коровою / в перчатках лаечных.Раз послушаешь… / но это ведь из хора!Балалаечник!»

Посетовал Маяковский и на то, что Пушкина уже нет:

«Были б живы –

/ стали бы / по Лефу соредактор.Я бы / и агитки / вам доверить мог».

И поэт пригласил поэта пожаловать в Советский Союз:

«Хорошо у нас

/ в стране Советов.Можно жить, / работать можно дружно.Только вот / поэтов, / к сожаленью, нету –впрочем, может, / это и не нужно».

Если гонимый властями Сергей Есенин заявлял о своём намерении ещё «долго петь», то Маяковский тоже не стремился покидать этот свет. Его стихотворение заканчивалось чётко сформулированным взглядом на жизнь:

«Мне бы

/ памятник при жизни / полагается по чину.Заложил бы / динамиту / – ну-ка, / дрызнь!Ненавижу / всяческую мертвечину!Обожаю / всяческую жизнь!»

Поэзия и политика

Вскоре обожавшему «всяческую жизнь» Маяковскому был вручён очередной документ, который, видимо, должен был помочь уберечь поэта от многих неприятностей:

«С. С. С. Р.

Объединённое

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

при

Совете Народных Комиссаров

Июня 12 дня 1924 года

УДОСТОВЕРЕНИЕ № 8252/к

Выдано гр. Маяковскому, проживающему по Лубянс пр. в доме № 3, на право ношения и хранения револьвера Браунинг № – …

ПРИМЕЧАНИЕ.

1. Действительно на всей территории С.С.С.Р.

2. При перемене адреса сообщить в ОГПУ».

Разве этот документ не говорит о том, что к Главному Политическому Управлению страны Советов Владимир Маяковский имел отношение самое непосредственное?

А резидент ОГПУ в Палестине Яков Блюмкин зачем-то очень понадобился своему начальству – в июне 1924 года его отозвали с Ближнего Востока, и он покинул Яффу. Резидентом стал Яков Серебрянский, которому предстояло создать (Блюмкин только начал это дело) глубоко законспирированную агентурную сеть. Началась работа, очень тонкая и весьма деликатная. В результате удалось завербовать довольно большую группу агентов, состоявшую не только из сионистских переселенцев из России, но и из бывших белогвардейцев, которых судьба занесла в Палестину.

Когда Блюмкин вернулся в Москву, глава ИНО ОГПУ Меер Трилиссер вызвал на Лубянку жену Серебрянского Полину Натановну (она в 1921 году вступила в РКП(б) и работала в Краснопресненском райкоме партии). Историк российской разведки Эдуард Прокопьевич Шарапов описал эту встречу так:

«Вам нужно ехать к мужу, – сказал Трилиссер. – Ему трудно. Вы должны быть рядом.

– Не поеду. Боюсь.

Несколько затянувшаяся беседа Серебрянской и начальника внешней разведки закончилась очень просто. Трилиссер после уговоров и объяснений положил свою ладонь на руку Серебрянской и мягко, но твёрдо сказал:

– Ну, вот что, Полина Натановна. Или вы поедете за границу к мужу, или вам придётся положить на стол партийный билет».

И Серебрянская поехала. И стала вместе с мужем создавать глубоко законспирированную агентурную сеть советских агентов в Палестине.

Один из тех, кому торжества по случаю 125-летия со дня рождения Пушкина не принесли никакой радости, был поэт Алексей Ганин. Он вскоре написал:

«…я оказался в крайне отчаянном положении: без работы, без комнаты, без денег…

Дома осталась ни с чем жена и двухлетняя дочь, перенесшая летом тяжёлую дизентерию. А жена всё ещё тосковала о маленьком сыне, умершем в то же время и тоже от дизентерии…