Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам

«Вчера ленинградским литературным кружкам сильно досталось от выступавшего в зале Филармонии Маяковского…

Искусство для пролетариата не игрушка, а оружие – поэтому да здравствует страстная беспощадная борьба за новое пролетарское искусство. «Долой метафизику» и «Буниновщину», – закончил докладчик, – и «Да здравствуют передовые рабочие круги!»

Во втором отделении Маяковский прочёл ряд наиболее популярных своих стихотворений».

В это время в редакции «Красной газеты» работала комиссия РКП(б), которая проводила идеологическую проверку журналистов. Сохранился протокол этой комиссии за № 100-б. В нём речь идёт о поэте Василии Князеве (после введения нэпа он перестал писать сатирические стихи и выпустил несколько сборников частушек):

«Недисциплинирован. Член партии с уклоном к рвачеству. В партии является балластом».

А беспартийный Маяковский, вернувшись в Москву, 26 мая выступил в Малом театре на диспуте о задачах литературы и драматургии.

Литературный диспут

Доклад на этом мероприятии сделал Анатолий Луначарский. В прениях приняли участие театральный режиссёр Александр Таиров, писатель Борис Пильняк, поэт Александр Безыменский и другие. Маяковский поначалу выступать не собирался, но, когда ему предоставили слово, начал своё выступление так:

«Товарищи, когда я в кулуарах услышал, о чём здесь говорят, я удивился, что ничего не изменилось и не подвинулось с 1917 года. Я считаю малопроизводительной такую форму искусства, гораздо более целесообразной считаю писание, но товарищ Зельдович ухватил меня за фалды, и потому я должен говорить».

Двадцатитрёхлетний Владимир Давидович Зельдович, заведовавший секретариатом наркома Луначарского, впоследствии вспоминал, что, когда пришла пора просмотреть стенограмму выступления, Маяковский сказал ему:

«Я такое на диспуте наговорил, что Брик меня повесит».

И поэт подверг стенограмму значительной правке.

Вот некоторые фразы, произнесённые (и выправленные) Маяковским:

«Искусство должно являться оружием – таким оружием, которое художник, писатель, актёр дают классу… Поэтому критика должна интересоваться тем, как должно быть сделано это самое оружие, при основном условии, что это оружие – оружие пролетариата…

Я утверждаю, что литературного подъёма в смысле работы сейчас нет, а есть подъём литдрак…

Не было в театре ни одной вещи, которая осталась бы у вас и на другой день…

Для меня глубоко отвратительна постановка «Леса» Мейерхольда…

И вот сейчас, если вы всмотритесь в поэтический материал, который проходит перед вашими глазами во всех журналах, я категорически утверждаю, вы не встретите ни одной вещи, из которой можно было бы запомнить пять-десять строчек, прочитав раз, и вообще нет ни одного поэтического произведения, которое хотелось бы, начав, дочитать до конца».

Отметим в этом выступлении одно место, которое должно было понравиться Брику (и понравилось Луначарскому):

«Вот Анатолий Васильевич упрекает в неуважении к предкам, а месяц тому назад, во время работы, Брик начал читать «Евгения Онегина», которого я знаю наизусть, и я не мог оторваться и слушал до конца и два дня ходил под обаянием четверостишия: