Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

— Человек он свой. Сказывал как-то, из гимназии его выгнали «за непочтительность к начальству». А давеча предлагал Департаменту земледелия приобрести в государство его опытный участок, подобного которому, говорят, в России нет. Отказали. Да еще и отругали. А попы-то наши чуть не анафеме предали. «Не кощунствуй, не превращай божьего сада в дом терпимости!» Это, видите, за то, что Иван Владимирович разные сорта скрещивает да новые выводит.

— Узнаю, узнаю тебя, Россия! — сокрушенно покачал головой Шлихтер.

И так ему захотелось пойти к этому человеку, ободрить, помочь чем-то и чему-то научиться. Но имеет ли он право сделать это в нынешнем своем положении глубокой конспирации? Нет! Да и время к поезду…

И вот теперь, отъехав совсем недалеко, встревожился. Какой запах! Да ведь для сметливого местного шпика ничего не составляет догадаться, откуда запах такой… А ну как остался незамеченным «хвост» и появятся «родимые». «Пройдемте-с… А яблочки никак мичуринские?» Веселого мало… Несдобровать тогда этому удивительному человеку.

Александр напряженно обдумывал, как незаметно и побыстрее избавиться от, увы, опасного багажа — небывалой антоновки.

На станции, название которой озабоченный Шлихтер не приметил, встретился почтовый поезд, идущий из Тамбова в Козлов. Конечно же Александр не подозревал, что в одном из его вагонов сидел усатый вооруженный фельдъегерь, который вез опечатанный сургучом пакет из губернского жандармского управления. В том пакете лежала и такая причудливая депеша:

«6 марта 1907 г. № 2847. Совершенно секретно. Помощнику моему по Козловскому уезду.

По полученным мною сведениям, на социал-демократический съезд, который должен состояться в половине этого апреля, от социал-демократической фракции «большевиков» в г. Козлове должен выехать на съезд некий «Никодим»… Сообщая об этом, предлагаю Вам по г. Козлову с разработкой изложенных сведений на предмет установления личности «Никодима» о результатах поставить меня в известность… Полковник Устинов».

Помощник начальника Тамбовского губернского жандармского управления в Тамбовском, Козловском и Кирсановском уездах 10 мая 1907 года подписывал очередное донесение своему начальству. Еще раз плутоватыми глазами пробежал лист с короткой записью четким каллиграфическим почерком:

«№ 721. По сведениям, социал-демократический съезд, который предусматривался в половине апреля с. г., не состоялся. Надлежащего выезда на упомянутый съезд какого-то «Никодима» установить не представилось возможным».

А вскоре в Выборге, на конспиративной квартире Евгения Шлихтер принимала делегатов Пятого съезда, уже возвращавшихся в Россию из Лондона. Квартира эта удобная, на Торкаль-Каву, главной улице города. Правда, неудобства переживала сама неугомонная Евгения: приходилось подолгу высиживать в четырех стенах, ожидая чьего-то появления. На это время брала с собой и чинила одежду ребятишек… Но товарищам ведь нужны сведения об обстановке, явки, задания, деньги и… просто внимание, добрые слова после месяца пребывания на чужбине.

Вот на Торкаль-Каву появился коренастый юноша с коротко подстриженными усами на скуластом лице. Он казался чуть угловатым в плотно облегавшем плечи светлом пиджаке. Крепкой шее было явно непривычно в высоко застегнутом воротнике, охваченном галстуком-бабочкой.

— Володя Антимеков! — представился он, искренне улыбаясь. — Можно, я пиджак сниму?

— Прошу вас, — ответила Евгения, сразу исполнившись симпатией к юноше.

Он остался в таком же, как пиджак, светлом жилете.

— Ну, рассказывайте о съезде, — коротко попросила она, накрывая между тем на стол.

Антимеков с аппетитом ел и с азартом сообщал:

— Мы там наш съезд называли «путешествующим».

— Долго добирались?

— Да, было! Поехали в Данию, в Копенгаген, значит. Не приняли там, то есть отказало правительство в проведении съезда. Попытались в Стокгольм, опять неудача. Так вот мы и до Лондона добрались. Да, вот еще что интересно было: в Дании, сколько ни ехали, почти иа каждой станции выходили рабочие с красными знаменами да плакатами — приветствовали нас, русских революционеров!

Большие, чуть навыкате глаза рабочего (эту принадлежность Шлихтер сразу определила по рукам) искрились от возбуждения.

— Ну а в Лондоне? — любуясь непосредственностью гостя, спросила она.

— А там что… Первое — это наших, «расейских», сыщиков углядели.

Евгения нахмурилась. Он заметил перемену в ее лице.

— Но ничего, скоро и забыли про них!

— Англичане хорошо приняли?

— Да! Предоставили нам церковь… Правда, по воскресеньям служба правилась, но ничего: мы по городу ходили, театры посещали. Были на могиле Маркса. — Он на мгновение умолк, задумался, но тут же живо продолжил: — Вам не приходилось там бывать?

— Нет… Ну а съезд-то сам?

— О! — Ему явно не хватало слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства. — Особенно собрания фракции большевиков, которыми всегда Ленин руководил! Но эти меньшевики до чего же… ну все равно как юродивые. Как придумают что…

— Интересно…