Главная улица

– Хорошо. Если она даже отведала виски, доказывает ли это, что она дурная женщина? Я тоже пробовала виски!

– Это разные вещи. Я не хочу сказать, что одобряю вас. Ведь что говорит Священное Писание? «Крепкие напитки глумятся над нами». Но совсем другое дело, когда учительница пьет со своим учеником.

– Да, это, конечно, нехорошо. Ферн, несомненно, сделала глупость. Но не следует забывать, что она всего на год или на два старше Сая и, вероятно, на много лет моложе в смысле испорченности.

– Это… это неправда! Она достаточно взрослая, чтобы испортить его!

– О том, чтобы испортить Сая, ваш праведный город позаботился уже лет пять назад.

На это миссис Богарт не ответила новой вспышкой ярости. Она вдруг размякла. Голова ее поникла. Она потрогала свои черные перчатки, подергала ниточку на выцветшей коричневой юбке и вздохнула:

– Он хороший мальчик и очень привязывается к тем, кто с ним хорошо обращается. Некоторые считают его ужасно буйным, но это от молодости. И он такой храбрый и правдивый: ведь он один из первых хотел записаться в солдаты, чтобы идти на войну. Мне пришлось очень строго поговорить с ним, иначе он бы просто убежал. Я хотела уберечь его от дурного влияния военных лагерей. – Тут миссис Богарт снова отбросила свой жалостливый тон. – И вот я сама ввела в мой дом женщину, которая оказалась хуже, чем это можно было вообразить, хуже, чем любая дрянь, какую он мог бы встретить там, в армии. Вы говорите, что эта Маллинз слишком молода и неопытна, чтобы испортить Сая. В таком случае она также слишком молода и неопытна, чтобы учить его. Уж что-нибудь одно из двух! Все равно, за что ее выгонят, – я так и сказала школьному совету.

– Вы рассказали эту историю членам школьного совета?

– Ну конечно! Всем до единого! И женам тоже! Я сказала им: «Не мое дело, как вам поступать с вашими учителями, и я не собираюсь навязывать вам решение. Я только хотела бы знать, будете ли вы и впредь держать в вашей школе, среди невинных мальчиков и девочек, женщину, которая пьет, курит, сквернословит и делает такие гадости, что у меня и то язык не поворачивается их назвать? Но вы знаете, что я хочу сказать, и уж я позабочусь, чтоб об этом узнал весь город!» Это же я сказала и профессору Мотту, инспектору училищ. Он человек праведной жизни и по воскресеньям не носится в автомобиле, как члены школьного совета. И профессор почти признал, что эта Маллинз была и у него на плохом счету.

II

Кенникот был не так потрясен и не так испуган, как Кэрол, и после ухода миссис Богарт воздал ей в разговоре по заслугам.

Позвонила Мод Дайер и после довольно неудачно придуманного вопроса о том, можно ли варить бобы вместе со свиной грудинкой, осведомилась:

– Вы уже слыхали про мисс Маллинз и Сая Богарта?

– Я уверена, что все это ложь.

– Да, скорее всего.

Мод сказала это так, что ясно было, как ей по вкусу эта восхитительная история и как мало для нее значит, правдива она или нет.

Кэрол спряталась к себе в комнату и сидела там, крепко сжав руки, и мучительно прислушивалась к воображаемым голосам. Она ясно слышала, как весь город захлебывается этой историей, и представляла себе, как все жадно набрасываются на новые подробности и гордятся, если могут прибавить что-нибудь от себя. Они хотят с лихвой вознаградить себя за то, что боятся делать сами, и приписывают это другому! Да, боятся, но не совсем: они лишь осторожны и умеют прятать концы в воду. Все эти потасканные завсегдатаи парикмахерских и светские дамы, торчащие у модисток, – как они многозначительно хихикают! (Кэрол, кажется, прямо слышала их голоса.) С какой вкрадчивой самодовольной проницательностью кудахчут они: «Ах, вы напрасно уверяете меня, что она не девица легкого поведения; я в этом достаточно разбираюсь!»

И во всем городе не нашлось никого, кто, по традиции старых пионеров, гордо и презрительно одернул бы их, кто подтвердил бы предание о том, что их «грубая рыцарственность» и «суровая добродетель» куда великодушнее страсти к скандалам, свойственной Старому Свету; не нашлось ни одного романтического героя с дальних рубежей, который, выругавшись, как в книгах, прогремел бы: «Что это за намеки? О чем вы шепчетесь? Где факты? Что это за неслыханные грехи, которые вы так проклинаете и которые сами так любите?»

Никто этого не скажет. Ни Кенникот, ни Гай Поллок, ни Чэмп Перри.

Эрик? Возможно. Промямлит что-нибудь с возмущением.

Внезапно она задумалась о том, какая скрытая связь может быть между ее интересом к Эрику и этой историей. Не потому ли они так травят злополучную Ферн, что общественное положение Кэрол мешает им наброситься на нее самое?

III