Читаем Главная улица полностью

– Конечно. Ей пора образумиться, – заявил Нэт Хикс, глубокомысленно поджав губы. – Что касается меня, то я считаю ее самой интересной бабенкой в городе. Кстати, ей, верно, очень не хватает этого шведа Вальборга, который работал у меня! Вот это была пара! Они только и говорили что о поэзии и лунном свете. Продлись это еще немного, и они дошли бы до таких нежностей…

Сэм Кларк перебил его:

– Вздор! Они и не думали влюбляться друг в друга. Они говорили только о книгах и прочей дребедени. Уверяю вас, Кэрри Кенникот – умная женщина, а у таких умных, образованных женщин всегда бывают странные идеи. Но это проходит после третьего или четвертого ребенка. Вы увидите, понемногу она успокоится, начнет преподавать в воскресной школе, участвовать в общественных развлечениях и перестанет соваться в политику и дела. Будьте уверены!

После всего лишь пятнадцатиминутного совещания, на котором были обсуждены ее чулки, ее ребенок, ее отдельная спальня, ее пристрастие к музыке, ее давнишний интерес к Гаю Поллоку, предположительные размеры ее жалованья в Вашингтоне и все ее высказывания со времени возвращения в город, верховный совет постановил разрешить Кэрол Кенникот жить на свете и перешел к слушанию нового анекдота Хикса о коммивояжере и старой деве.

IV

По каким-то совершенно загадочным для Кэрол причинам Мод Дайер казалась недовольной ее приездом. У «Веселых семнадцати» Мод с нервным смехом сказала:

– Ну, я думаю, что работа на войну была для вас отличным предлогом, чтобы не возвращаться и веселиться вовсю. Хуанита, не находите ли вы, что мы должны заставить Кэрри рассказать нам о своих знакомствах с офицерами в Вашингтоне?

Все задвигались и с интересом посмотрели на Кэрол. Но Кэрол спокойно глядела на них. Их любопытство показалось ей естественным и безразличным для нее.

– Да-да. Непременно. Как-нибудь, – скучающим тоном сказала она.

Тетушку Бесси Смейл она больше не принимала настолько всерьез, чтобы бороться с ней за свою независимость. Она поняла, что тетушка Бесси вовсе не хочет быть назойливой, что она только стремится быть полезной Кенникотам. Так Кэрол столкнулась с трагедией старости, величайшее горе которой не в недостатке сил, а в том, что она не нужна молодости, в том, что ее так щедро предлагаемые любовь и житейская мудрость со смехом отвергаются. Кэрол научилась угадывать мысли старой тетки. Она знала теперь, что, когда та приносит ей банку повидла, у нее надо попросить рецепт его изготовления: этого она ждет от своей молодой племянницы. Теперь самум тетушкиных вопросов мог только сердить ее, но не угнетать.

Ее не повергла в отчаяние даже миссис Богарт, которая объявила:

– Теперь, когда мы добились запрещения алкоголя, самое важное, мне кажется, заняться не курильщиками, а теми, кто не соблюдает день субботний. Надо переловить всех нарушителей закона, которые играют в бейсбол и ходят по воскресеньям в кино.

В одном только тщеславие Кэрол было уязвлено: мало кто расспрашивал ее о Вашингтоне. Те же люди, которые с жадностью и восхищением слушали Перси Брэзнагана, совершенно не интересовались ее рассказами. А она-то воображала, что будет в Гофер-Прери одновременно еретичкой и возвратившейся героиней! Она думала об этом спокойно и с веселой насмешкой; но все равно ей было больно.

V

В августе у нее родилась девочка. Кэрол не могла решить, кем будет ее дочь: выдающейся феминисткой, или женой ученого, или тем и другим вместе. Но она уже выбрала для нее Вассар-колледж и трикотиновое платье с черной шляпкой для первого курса.

VI

Хью за завтраком болтал без умолку. Он хотел поделиться впечатлениями от уличных игр.

– Сиди тише. Ты слишком много трещишь! – прикрикнул на него Кенникот.

Кэрол вскипела.

– Не говори с ним так! Почему ты не выслушаешь его? Он рассказывает что-то интересное.

– В чем дело? Неужели ты хочешь, чтобы я тратил время на его болтовню?

– Отчего же нет?

– Прежде всего ему следует немного привыкнуть к дисциплине. Пора уже начать воспитывать его.

– Я научилась от него дисциплине и сдержанности гораздо больше, чем он от меня.

– Что это такое? Новомодная теория обращения с детьми, усвоенная тобой в Вашингтоне?

– Может быть. Думал ли ты когда-нибудь о том, что дети – тоже люди?

– Безусловно. Поэтому я и не намерен терпеть, чтобы он только один и разговаривал за столом.

– Само собой разумеется. И у нас есть свои права. Но я хочу вырастить из него человека. У него не меньше мыслей, чем у нас с тобой, и я хочу, чтобы он развивал их, а не принимал на веру взгляды Гофер-Прери. Теперь моя главная забота – не позволять ни себе, ни тебе «воспитывать» его.

– Ладно, не будем из-за этого ссориться. Но избаловать его я не дам.

Кенникот забыл об этом через десять минут, она забыла тоже – на этот раз.

VII

Кенникоты и Кларки поехали на север, охотиться на уток на перешейке между обоими озерами. Стоял осенний день, весь окрашенный в голубые и медные тона.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века