– Конечно. Ей пора образумиться, – заявил Нэт Хикс, глубокомысленно поджав губы. – Что касается меня, то я считаю ее самой интересной бабенкой в городе. Кстати, ей, верно, очень не хватает этого шведа Вальборга, который работал у меня! Вот это была пара! Они только и говорили что о поэзии и лунном свете. Продлись это еще немного, и они дошли бы до таких нежностей…
Сэм Кларк перебил его:
– Вздор! Они и не думали влюбляться друг в друга. Они говорили только о книгах и прочей дребедени. Уверяю вас, Кэрри Кенникот – умная женщина, а у таких умных, образованных женщин всегда бывают странные идеи. Но это проходит после третьего или четвертого ребенка. Вы увидите, понемногу она успокоится, начнет преподавать в воскресной школе, участвовать в общественных развлечениях и перестанет соваться в политику и дела. Будьте уверены!
После всего лишь пятнадцатиминутного совещания, на котором были обсуждены ее чулки, ее ребенок, ее отдельная спальня, ее пристрастие к музыке, ее давнишний интерес к Гаю Поллоку, предположительные размеры ее жалованья в Вашингтоне и все ее высказывания со времени возвращения в город, верховный совет постановил разрешить Кэрол Кенникот жить на свете и перешел к слушанию нового анекдота Хикса о коммивояжере и старой деве.
По каким-то совершенно загадочным для Кэрол причинам Мод Дайер казалась недовольной ее приездом. У «Веселых семнадцати» Мод с нервным смехом сказала:
– Ну, я думаю, что работа на войну была для вас отличным предлогом, чтобы не возвращаться и веселиться вовсю. Хуанита, не находите ли вы, что мы должны заставить Кэрри рассказать нам о своих знакомствах с офицерами в Вашингтоне?
Все задвигались и с интересом посмотрели на Кэрол. Но Кэрол спокойно глядела на них. Их любопытство показалось ей естественным и безразличным для нее.
– Да-да. Непременно. Как-нибудь, – скучающим тоном сказала она.
Тетушку Бесси Смейл она больше не принимала настолько всерьез, чтобы бороться с ней за свою независимость. Она поняла, что тетушка Бесси вовсе не хочет быть назойливой, что она только стремится быть полезной Кенникотам. Так Кэрол столкнулась с трагедией старости, величайшее горе которой не в недостатке сил, а в том, что она не нужна молодости, в том, что ее так щедро предлагаемые любовь и житейская мудрость со смехом отвергаются. Кэрол научилась угадывать мысли старой тетки. Она знала теперь, что, когда та приносит ей банку повидла, у нее надо попросить рецепт его изготовления: этого она ждет от своей молодой племянницы. Теперь самум тетушкиных вопросов мог только сердить ее, но не угнетать.
Ее не повергла в отчаяние даже миссис Богарт, которая объявила:
– Теперь, когда мы добились запрещения алкоголя, самое важное, мне кажется, заняться не курильщиками, а теми, кто не соблюдает день субботний. Надо переловить всех нарушителей закона, которые играют в бейсбол и ходят по воскресеньям в кино.
В одном только тщеславие Кэрол было уязвлено: мало кто расспрашивал ее о Вашингтоне. Те же люди, которые с жадностью и восхищением слушали Перси Брэзнагана, совершенно не интересовались ее рассказами. А она-то воображала, что будет в Гофер-Прери одновременно еретичкой и возвратившейся героиней! Она думала об этом спокойно и с веселой насмешкой; но все равно ей было больно.
В августе у нее родилась девочка. Кэрол не могла решить, кем будет ее дочь: выдающейся феминисткой, или женой ученого, или тем и другим вместе. Но она уже выбрала для нее Вассар-колледж и трикотиновое платье с черной шляпкой для первого курса.
Хью за завтраком болтал без умолку. Он хотел поделиться впечатлениями от уличных игр.
– Сиди тише. Ты слишком много трещишь! – прикрикнул на него Кенникот.
Кэрол вскипела.
– Не говори с ним так! Почему ты не выслушаешь его? Он рассказывает что-то интересное.
– В чем дело? Неужели ты хочешь, чтобы я тратил время на его болтовню?
– Отчего же нет?
– Прежде всего ему следует немного привыкнуть к дисциплине. Пора уже начать воспитывать его.
– Я научилась от него дисциплине и сдержанности гораздо больше, чем он от меня.
– Что это такое? Новомодная теория обращения с детьми, усвоенная тобой в Вашингтоне?
– Может быть. Думал ли ты когда-нибудь о том, что дети – тоже люди?
– Безусловно. Поэтому я и не намерен терпеть, чтобы он только один и разговаривал за столом.
– Само собой разумеется. И у нас есть свои права. Но я хочу вырастить из него человека. У него не меньше мыслей, чем у нас с тобой, и я хочу, чтобы он развивал их, а не принимал на веру взгляды Гофер-Прери. Теперь моя главная забота – не позволять ни себе, ни тебе «воспитывать» его.
– Ладно, не будем из-за этого ссориться. Но избаловать его я не дам.
Кенникот забыл об этом через десять минут, она забыла тоже – на этот раз.
Кенникоты и Кларки поехали на север, охотиться на уток на перешейке между обоими озерами. Стоял осенний день, весь окрашенный в голубые и медные тона.