Читаем Главная улица полностью

Доктор Кэлибри был приземистый, чисто выбритый, солидный человек лет сорока. Он был до смешного похож на свой коричневый автомобиль, только у него были очки вместо ветрового стекла.

— Позвольте вас представить моей жене, доктор! Кэрри, познакомься с доктором Кэлибри, — сказал Кенникот.

Кэлибри спокойно поклонился и пожал гостье руку. Но, не успев еще отпустить ее, он уже перенес внимание на Кенникота.

— Рад вас видеть, доктор! Не забыть бы мне спросить, что вы сделали тогда с этим зобом у цыганки в Уэкиниане.

Оба они, расположившись на переднем сиденье машины, склоняли «зоб» на все лады и забыли про Кэрол. Но она этого не замечала. Она старалась сохранить иллюзию необычайного приключения, разглядывая незнакомые ей дома — унылые коттеджи, бунгало из искусственного камня, скучные крашеные коробки с аккуратной дощатой обшивкой, с крылечками под широким навесом и чистенькими газонами.

Когда они приехали, Кэлибри передал Кэрол своей жене, толстой женщине, назвавшей ее «милочкой» и осведомившейся, не жарко ли ей. Видимо, не зная, что еще сказать, она спросила:

— У вас и у доктора, кажется, есть маленький?

За обедом миссис Кэлибри подала на стол солонину с капустой, и от нее самой шел пар, как от листьев капусты. После двух-трех установленных Главной улицей вежливых фраз о погоде, об урожае и об автомобилях мужчины забыли про своих жен и погрузились в профессиональную беседу. Поглаживая подбородок и наслаждаясь случаем проявить свою эрудицию, Кенникот спрашивал:

— Скажите, доктор, даете ли вы беременным тироидин от боли в ногах?

Кэрол не обижалась на то, что ее считали слишком невежественной, чтобы допустить к мужским тайнам. К этому она привыкла. Но капуста и монотонный голос миссис Кэлибри, которая жаловалась на затруднения с прислугой, нагоняли на нее дремоту. Она пыталась бороться с ней и преувеличенно бойко обратилась к доктору Кэлибри:

— Доктор, скажите, медицинские общества Миннесоты не хлопочут насчет закона о помощи кормящим матерям?

Кэлибри медленно повернулся к ней.

— Гм… Я никогда… гм… никогда не занимался этим вопросом. Я не очень-то люблю вмешиваться в политику — этим никогда ничего не добьешься.

Он бесцеремонно отвернулся и возобновил прерванный разговор с Кенникотом.

— Скажите, доктор, вам встречались случаи одностороннего воспаления почечных лоханок? Бакберн из Балтиморы рекомендует хирургическое вмешательство, но мне кажется….

Из-за стола встали лишь в третьем часу. Под прикрытием этого неуязвимого, каменного трио Кэрол пошла смотреть ярмарку, вносившую мирскую веселость в ежегодные церемонии Объединенного братского Ордена бобров. Бобры, люди-бобры, были везде: «бобры» тридцать второй степени в серых парусиновых костюмах и приличных котелках, не столь скромные «бобры» в ярких летних пиджаках и соломенных шляпах, деревенские «бобры» без пиджаков, в обтрепанных подтяжках. Но, каковы бы ни были их кастовые признаки, каждого «бобра» украшала огромная розовая лента, на которой серебряными буквами было выведено: «Сэр рыцарь и брат О.Б.О.Б.-ежегодный съезд». К объемистым корсажам их жен были приколоты значки: «Дама сэра рыцаря». Делегация из Дулута приехала со своим знаменитым любительским зуавским оркестром в зеленых бархатных куртках, синих шароварах и красных фесках. Странно было видеть у людей в этих экзотических костюмах обыкновенные лица американских дельцов — розовые, гладкие, в очках. Когда они становились в круг на углу Главной и Второй улиц, попискивали на флейтах или, надув щеки, во всю мочь трубили в корнеты, глаза у них были такие же осовелые, как если бы они сидели за конторками под табличкой с надписью: «Сегодня я очень занят».

Кэрол предполагала, что «бобры» — обыкновенные граждане, которые объединились, чтобы дешевле выправлять страховые полисы и через неделю по средам играть в покер в помещении орденской ложи. Но она увидела большой плакат на столбе, гласивший:

БОБРЫ «О. Б. О. Б.»

Образец настоящих граждан нашей страны.

Общество самых жизнерадостных, предприимчивых, щедрых и смелых ребят на свете.

Джоралмон приветствует вас в своих гостеприимных стенах.

Кенникот прочел плакат и высказал свое восхищение Кэлибри:

— Влиятельная ложа, эти «бобры»! Не знаю, почему я до сих пор не вступил в нее. Надо будет записаться!

Кэлибри согласился:

— Общество недурное. Хорошая, сильная ложа. Взгляните на того молодца, который играет на барабане. Говорят, у него самая крупная оптовая бакалейная торговля в Дулуте. По-моему, стоит вступить в их орден. Скажите, у вас бывает много освидетельствований для страховки?..

Они пошли смотреть ярмарку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное