Главная ветвь

— Первого при попытке приблизиться к СБ. Успели засечь, только когда он попал в радиус действия сканера, но еще двоих… как бы это объяснить… их подсветили, что ли.

— Что вы имеете в виду?

— Их поля светились в ультрафиолетовом диапазоне.

— Сбой оборудования?

— Не похоже. Засветились оба разом, когда мы брали первого, и если бы не свечение, те двое однозначно ушли. Мы здесь склоняемся к помощи со стороны.

— Жест доброй воли со стороны Сташевского и компании?

— Вроде того. Похоже, они им тоже чем-то сильно досаждают.

— Это обнадеживает. Значит, теперь с большей уверенностью можно предположить их лояльность нам.

— Я тоже на это надеюсь. Бороться с такими противниками было бы сложновато.

— Ну-ну. Мы тоже не лыком шиты. Что по ведомым объектам?

— Пока без изменений. СБ ведет праздный образ жизни, а БС целыми днями бродит по квартире и валяется на диване.

— Неужели мы ошиблись в своем предположении относительно БС? До момента «ноль» остались, можно сказать, считаные часы, а он порвал с главным действующим лицом и бездействует, валяясь на диванах.

— Это может быть уловкой.

— Что-то не очень похоже… Ладно, все разрешится в скором времени. Усильте наблюдение за СБ, ни при каких обстоятельствах не выпускайте из виду. И постарайтесь не подпускать к ней никого, кто вызывает малейшее подозрение. Наблюдение за БС — в том же режиме.

— Принял.

— Отбой.

Борис Фролов (Сташевский) Боль души

Борис страшно переживал из-за разрыва со Светланой. Сначала на него накатила жажда рвать и метать, но потом внезапно им овладела полнейшая апатия. Не хотелось ничего, даже работать, что, как это ни странно звучит, делать ему нравилось. И еще одолевали тоска и обида. Сказавшись больным, Борис взял на работе отгулы, коих у него за несколько лет накопилось с избытком, и скрылся от всех, от всего мира в своей небольшой двухкомнатной квартире.

Правда, звонили друзья с работы, интересовались его самочувствием, но телефонные беседы с ними, хотя и скрашивали одиночество, не приносили желаемого успокоения и поднятия духа. Были звонки и от его группы — Бориса настойчиво пытались приободрить и «привести в действие», прозрачно намекая на печальные последствия его хандры. Борис отделывался ничего незначащими обещаниями и старался как можно быстрее завершить разговор.

Не зная, куда приткнуть себя, Борис понуро бродил по квартире, по полдня валялся на диване, тупо пялясь в экран телевизора, или готовил себе еду — последнее хорошо отвлекало от горьких мыслей. Вообще, готовить Борис любил и делал это достаточно искусно, воспринимая это как норму. Но с возвращением воспоминаний о своем прошлом (вернее, будущем) готовку стал считать поистине великим делом.

Там, у себя, у Бориса не было возможности приготовить себе самому, причем, из натуральных продуктов — в его времени все пользовались пищевыми синтезаторами, кто победнее — линиями доставки. И все же еда будущего потеряла одни из важнейших своих свойств: вкус и структурные особенности продуктов — все было однообразно-примитивным, без особых вкусовых различий и больше рассматривалось как необходимость, нежели наслаждение. Имелось мясо, но не было его притягательной волокнистости, было картофельное пюре, консистенцией напоминавшее кашу-размазню, были фрукты, тающие во рту, но мякоть у всех походила на желе, различаясь лишь вкусом. Здесь все было не так…

Вечерело. За окном сгущались сумерки, хотя еще было довольно светло.