Главное доказательство

Но оставлять оружие в руках у противника тоже опасно, и я обеими руками вцепился в его правую руку, сжимавшую пистолет, намереваясь резким движением завернуть ее за спину. И господин Бердник меня немножечко перехитрил. Он не стал особо возражать, а, предоставив на мгновение свою правую в мое полное распоряжение, свободной и оставшейся без контроля левой от души отоварил меня боковым крюком по печени.

Печень сразу дала понять, что насчет ушей господина Бердника я в свое время не ошибся. Он – боксер, причем боксер классный. Правда, судя по возрасту – в достаточно далеком прошлом, и это несколько успокаивает. Но все равно: в стойке у меня шансов меньше. Весовая категория у нас примерно одинаковая, и перспектива получить пару хорошо поставленных ударов мне совсем не улыбается. Тем паче, что намерения в отношении вашего покорного слуги у Константина Михайловича более чем серьезные: выстрелил один раз – выстрелит и другой. После нокаута.

А вот в партере мы еще посмотрим, кто кого. Во-первых, я моложе, и у него может просто не хватить дыхания. А во-вторых, в партере он не сможет нанести хорошо поставленный удар. Так что это – шанс!

Не дожидаясь очередного хука – печень у меня одна, и в боксерские груши не записывалась – я наношу противнику резкий удар головой в лицо. Не слишком сильный – амплитуда не та, да и нос господина Бердника, надо полагать, и не такое видывал, однако концентрацию тот на какой-то миг все же утратил. На том, собственно, и строился расчет. Отвлекающий удар называется. Последовавшая за ним боковая подножка получилась пусть и несколько корявой, но цели своей достигла. Соперник потерял равновесие, а я, грохнувшись сверху, придавливаю его своим весом, одновременно фиксируя правую руку, все еще сжимающую пистолет, а предплечьем своей правой давлю тому на горло.

Получается, надо признаться, тоже не очень. Константин Михайлович успел опустить подбородок, закрывая адамово яблоко, и теперь продолжает молотить меня сзади по печени и позвоночнику своей относительно свободной левой рукой. Но лежа ему теперь как следует не размахнуться, и печень может потерпеть. В порядке маленькой компенсации обещаю ей в ближайшие дни воздержаться от злоупотребления алкоголем, а сам тем временем продолжаю давить Берднику на горло. По счастью, тот допустил ту же ошибку, что и я секундами раньше: он все еще продолжает удерживать абсолютно бесполезный пистолет. Инстинктивно, наверное. Вера во всемогущество оружия. А может, просто боится, что тогда пистолетом могу завладеть я. Отбрось Бердник ствол, и у него появилась бы возможность более активно задействовать правую. И если он – правша.

Трудно сказать, чем закончился бы наш поединок. Но тут – прямо как в кино – раздается ужасный грохот вперемешку со звоном разбитого стекла, и через освободившийся оконный проем в комнату один за другим вваливаются трое бойцов нашего СОБРа. Спустя еще несколько мгновений я вижу ногу в массивном ботинке, придавившую пистолет в руке моего противника, ствол автомата, упершийся ему под ухо, и слышу грозные окрики. Один из бойцов тем временем уже успел отпереть входную дверь в квартиру, и комната быстро заполняется людьми. Сан Саныч Крутиков, Серега Платонов, двое незнакомых парней – понятые, наверное, и вездесущий Петька Соловьев с видеокамерой.

Тело мужчины обмякает, а я медленно сползаю на пол рядом с ним и устало валюсь на спину, не в силах пошевелить даже мизинцем. Устал. Не физически – морально. А окончательное осознание того, что ценой этой схватки была моя собственная жизнь, придет чуть позже.

ЭПИЛОГ

Feci quod potiu, faciant meliora po-tentes.

Я сделал все, что мог. Кто может – пусть сделает лучше (лат.).

Ну, все… Теперь можно перевести дух, а заодно и объяснить уважаемому читателю, что все это означает.

А для этого давайте на минутку вернемся на некоторое время назад – к нашему последнему разговору с Михайловской.

Если честно, то я и сам был немало удивлен, когда узнал, что Глебова убил Бердник. Именно узнал, а не догадался, поскольку до последнего момента, как вы поняли, подозревал Шохмана. Версия эта выглядела вполне логично, и поэтому, задавая девушке последний вопрос – не Шохмана ли она видела в тот вечер, выходящим из квартиры убитого – я был уверен, что она просто молча кивнет.

Но Марина, подняв на меня глаза, переполненные страхом, отчаянно замотала головой:

– Нет-нет, что вы?… При чем здесь Евгений Наумович?

– Тогда кто это был?! – Мне с трудом удалось скрыть удивление и сохранить взятый тон и ритм беседы.

Девушка вздрогнула и, снова опустив взгляд, еле слышно обронила:

– Костя.

– Кто?!

– Бердник.

Но это был еще не конец. Это было только начало конца.

– Так что соизвольте представить факты! Факты, изобличающие подлинного убийцу. – Тогда и поговорим. – сказал мне Крутиков.

Да, именно так – факты. Факты, а не домыслы, пусть даже и имеющие под собой основания.