Главный хирург Н. Н. Бурденко

— Да, — снова улыбнулся Бурденко. — Я играл Осипа в «Ревизоре», Митрофанушку в «Недоросле» и роли еще каких-то комических резонеров в водевилях. Правда, дальше любительских спектаклей я не пошел, но театр очень люблю.

Увлечение искусством сопровождало всю жизнь великого хирурга. Он хорошо знал литературу, глубоко разбирался в живописи, в музыке.

Как-то осенью 1935 г. редакция газеты «Советское искусство» заинтересовалась его мнением о классической музыке. И Николай Нилович охотно откликнулся. Вот отрывок из его статьи: «Оперы одного из замечательных композиторов XIX века Беллини… всегда оказывают на меня… облагораживающее, возвышающее действие. Я как будто внутренне очищаюсь, и все внутренние движения во мне становятся ясней и целеустремленней… Прослушав иногда какой-нибудь отрывок Беллини или исполнение какого-нибудь произведения Бетховена — все равно, симфонии или сонаты, — я… с необычайной внутренней ясностью и сосредоточенностью иду делать очередную операцию».

Бурденко очень любил драму, балет, оперу.

«…Многое из того, что я видел в нашем оперном и драматическом театре, заставляет меня чувствовать и переживать значительно интенсивнее, чем в годы моей молодости, — писал Бурденко в статье, опубликованной в журнале «Театр». — В опере меня всегда захватывает стремление к реалистическому изображению человека и эпохи, новая, неизвестная до Великой пролетарской революции техника движений, танца, постановка массовых сцен; в драме — необычайная страстность и решительность в подходе к глубочайшим человеческим проблемам интимного или социального, личного или исторического характера».

Новые постановки «Руслана и Людмилы» и «Спящей красавицы» в Большом театре пленили Николая Ниловича свободой, грацией и простотой. Он говорил, что на всю жизнь запомнил спектакль «Егор Булычев» и игру великолепного мастера сцены Б. В. Щукина в театре имени Вахтангова. Выдающийся хирург высоко оценил исполнение В. Г. Добронравовым роли Платона Кречета и талант А. А. Остужева, создавшего ряд бессмертных образов на сцене Малого театра. С глубоким уважением он говорил о вдохновенном и нелегком труде актеров. «Люди славной профессии», — называл он их,

Была у Николая Ниловича и еще одна страсть. Он до самозабвения любил и хорошо знал родную природу. Величавая строгость сибирских просторов, нежная грусть перелесков родной Пензенщины, суровая красота Прибалтики, мягкая лирика березовых рощ Подмосковья — все было близко его сердцу. «Во многих я бывал странах, многое видел, но всегда оставался в убеждении, что нет краше и величественнее моего края!» — писал Николай Нилович.

Еще подростком он любил гулять в лесу, забираясь порой в самую глухомань, слушать пение птиц, наслаждаться чудесным покоем, дышать полной грудью. Люди, работавшие с Бурденко в Нижнеудинске, вспоминали, что его любимым отдыхом было бродить по тайге. Будучи в Москве, Николай Нилович редкие свободные выходные дни проводил на даче, в лесу; как вспоминают его близкие, он восхищался упоительной красотой окружающей природы и откровенно завидовал своему брату Ивану Ниловичу, который работал лесником в Пензенской области.

Внешне несколько суховатый, строгий, Николай Нилович обладал чутким и добрым сердцем. Все, кто знал его близко, помнят, насколько велика была его любовь к людям, особенно к детям. Да и ребята очень любили его. «Самые капризные дети, — вспоминал профессор В. В. Лебеденко, — которые начинают оглашать криком всю клинику, лишь только завидят белый халат, — эти дети улыбались, когда к ним подходил Николай Нилович… Люди, которые мало знали Николая Ниловича, не могли понять, чем он так располагал к себе детей». О своей внучке Танечке, которую он боготворил, он рассказывал даже студентам на занятиях.

Верным другом Николая Ниловича была жена Мария Эмильевна. Педагог по образованию, она отлично владела английским, французским и немецким языками и во многом помогала ему — переводила статьи из иностранных журналов и специальных книг, переписывала по просьбе Бурденко некоторые его научные работы, часто сопровождала Николая Ниловича в командировках. Особенно ценной была ее помощь в последние годы жизни Бурденко, когда состояние его здоровья ухудшилось.

Тесная дружба связывала Николая Ниловича с представителями старшего поколения русских ученых-медиков — невропатологом профессором В. В. Крамером, терапевтом профессором Д. А6 Бурминым, профессорами-хирургами В. В. Турбиным и С. Р. Миротворцевым, академиком А. И. Абрикосовым, старым большевиком профессором Н. А. Семашко и многими другими. Когда

«старики» приходили к Бурденко, разговор неизменно заходил о молодежи, живых и пытливых врачах и ученых, окружавших каждого из них. Обычно скупой на похвалы, здесь, в узком кругу, Николай Нилович, как и его коллеги, высоко оценивал мастерство своих учеников. «Смена растет отличная», — радовался он.