Я подскочила с качели и начала беспокойно кружить по двору. Не знаю почему, но следующее что я испытала, было разочарование. Мне вдруг захотелось догнать Криса и сказать ему что-нибудь неприятное. Потом я почувствовала, как во мне закипает злость. Пожалуй, я бы не только сказала, но и стукнула его. От души. При этом я, разумеется, понимала всю нелепость своих поступков, если бы и впрямь так поступила. И я так же понимала, что в данный момент мои эмоции переходят за грань такого определения как «обида за подругу». Это было что-то большее, более яростное и неуправляемое.
Наконец мой гнев отступил, ему на смену пришла усталость. Я снова вернулась на качели и с безучастным видом уставилась вдаль. Мне вдруг стало безразлично, как пройдет свидание Луизы. Она всё равно не станет слушать мои советы. Значит, будет так, как будет. Возможно, даже всё пройдет замечательно. А Крис… Крису я желаю удачи с этой, как её? Бекки! Не моё это дело. Наверное, он влюблен в неё. В такую, попробуй, не влюбись! Луизе и то до неё далеко…
Неожиданно я вспомнила, что именно здесь, на качелях, несколько лет назад я и познакомилась с Крисом Эвансом.
Это было в тот день, когда я впервые навестила маму в больнице. Помню, как я зашла к ней в палату, окрыленная робкой надеждой, что теперь мама обязательно поправится, потому что здесь она под присмотром врачей, и те непременно ей помогут. Поставят диагноз, назначат лечение. А еще лучше отпустят домой, где я буду о ней заботиться со всей тщательностью, на которую способна.
Мама лежала на самой дальней кровати, возле стены. Всего палата была рассчитана на четыре пациента, но две кровати в данный момент пустовали и были аккуратно застелены. Еще на одной лежала худенькая девушка и, кажется, дремала.
Миссис Клевер, которая теперь сопровождала меня повсюду, легонько подтолкнула меня в спину:
– Ты иди к маме, а я пока поговорю с её лечащим врачом. Он сейчас как раз принимает. Гостинца не забудь. – Женщина передала мне два небольших пакета. В них мы принесли фрукты, сок, шоколад, а также некоторые личные вещи мамы, которые она попросила.
Я взяла пакеты, вошла и положила их на тумбочку возле маминой кровати. Мне не терпелось поскорей её обнять. Она была всё ещё очень бледной, но в целом я заметила, что улучшения на лицо. Мои руки обвили её шею, и я прижалась к ней всем своим существом. От мамы пахло больницей, смесью каких-то лекарств, но, несмотря на это, я всё равно почувствовала самый любимый и родной запах в мире. Запах мамы.
Я замерла на одно короткое, сладкое мгновение, прижимаясь к ней ещё сильнее, но внезапно почувствовала, что происходит что-то не то. Руки мамы безвольно лежали вдоль тела и не обнимали меня в ответ. Отстранившись, чтобы посмотреть ей в лицо, я с удивлением столкнулась с холодным и отсутствующим взглядом зеленых глаз.
– Катарина Кларк, – медленно произнесла мама спокойным, но пугающим тоном. – Могу я узнать, почему ты никогда меня не слушаешься?
Это было неожиданно и в то же время несправедливо. Я всегда была очень послушным ребенком, поэтому совершенно не понимала, о чем она сейчас говорит.
– Когда? – решила уточнить я, глядя на неё в полном замешательстве.
– Я же запретила тебе вызывать медиков, что бы не случилось, – чётко проговаривая каждое слово, произнесла мама и её глаза полыхнули каким-то незнакомым опасным огнем.
– Но мама… – растерянно заморгала я, почувствовав, что к глазам мгновенно подступили слёзы. – Ведь ты могла… умереть. – Последнее слово я произнесла почти шепотом и замолчала, не зная, что ещё сказать.
– Это не твоё дело, черт возьми!!! – закричала она столь яростно и пронзительно, что даже воздух вокруг нас завибрировал. Я вздрогнула и сжалась от ужаса, в то время как мама, наоборот, приподнялась на руках и подалась вперед, будто бы физически стремясь обрушить на меня силу своего гнева.
Никогда в жизни я не слышала, чтобы мама так кричала или даже просто ругалась. В этот момент я видела перед собой абсолютно незнакомую мне женщину, которую не понимала и боялась.
Слёзы уже сами собой катились по моим щекам, но я даже не пыталась их вытирать. Меня потрясывало мелкой дрожью, а предложения получались отрывистыми от охвативших меня рыданий:
– Если ты… умрешь… я останусь… совсем одна. В чужом городе… где никого не знаю… Ты должна лечиться…