Я собрала лежащие на столе листочки в аккуратную кучку и посмотрела на них ещё одним задумчивым взглядом. А затем сделал то, что всегда делала, обнаружив маминых «подкидышей» – одним махом смела всё это со стола в мусорную корзину.
Глава 4
– Сегодня, Кэтти! Ты слышишь? Это случиться уже сегодня! – Воскресный день начался с того, что Луиза ворвалась в мою комнату подобно торнадо и тем самым ввела меня в легкий ступор.
Начнем с того, что Луиза Миллер, как истинная немка, вообще редко проявляет свои эмоции. Она считает, что сдержанность, хорошие манеры и чувство собственного достоинства делают её особенной в сравнении со «стадом тупоголовых овец», которые «заполонили нашу школу».
Однажды я со смехом сказала ей, что холодность и высокомерие гораздо больше подходят для описания её поведения. В ответ на эти слова Луиза посмотрела на меня как на ничтожное насекомое и царственно бросила в мою сторону единственную реплику: «Пусть так». После чего моя большая подушка прилетела ей точно в голову, растрепав тщательно уложенную прическу.
Миллеры переехали в Нью-Йорк три года назад. Так мы стали соседями. Но я не выбирала Луизу себе в подруги. Это сделала она. Однажды она появилась в нашем дворе и некоторое время, сидя на качели, наблюдала за мной и Крисом. Мы как раз вынесли прикорм для Лори – беспородной дворовой собаки, которая периодически появлялась то тут, то там. Когда все лакомства были скормлены, я услышала прямо над своим ухом:
– У нас дома есть очень дорогой и вкусный сыр. Я уверена, что эта псина его заценит.
Мы с Крисом синхронно повернули голову и увидели тощую девчонку с очень светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Ресницы и брови у неё тоже были совсем светлые, и заметить их можно было, лишь специально приглядевшись.
Сейчас, когда мы уже достаточно крепко сдружились, я могу позволить себе сказать Луизе что-то типа этого: «Кажется, Бог, создавая тебя, сделал только наброски. А вот раскрасить забыл». Подруга давно не обижается на мои шуточки. Максимум, что она может сделать, это презрительно фыркнуть в ответ и еще выше задрать свой острый носик.
На самом деле, позже я признала очевидное преимущество Луизы в подобной внешности. Ведь, по сути, ей можно было заново нарисовать любое лицо. Что она иногда и делала. Её эксперименты в макияже порой впечатляли, удивляли и даже обескураживали.
Надо сказать, что Луиза всегда была просто помешана на своей внешности. Она тщательно следила за модой, одевалась только в брендовые вещи и постоянно сидела на какой-то новой диете.
– Лу, ты хочешь исчезнуть? – спрашивала я, наблюдая, как подруга в который раз отказывает себе в калорийном десерте – Куда тебе худеть? Ты и так тощая как палка!
– Завидуй молча, – неизменно отвечала та и углублялась в какой-нибудь новый модный журнал за очередным советом по красоте.
Если бы кто-то раньше сказал мне, что я и Луиза Миллер однажды станем подругами, я бы ни за что не поверила. Слишком уж разными мы с ней были. Разные типажи, характеры, взгляды на мир.
Но тогда, три года назад, когда я впервые увидела её в нашем дворе, деловито предлагающую скормить Лори свой дорогой сыр, я потянулась к ней всем своим существом. Крис Эванс был прекрасным другом, моей опорой, отдушиной и много чем ещё, но в первую очередь он был мальчишкой. Мне же вот-вот должно было исполниться тринадцать, и в этом возрасте мне очень не хватало именно подруги.
– Пойдем, я покажу тебе, нашу новую квартиру. Мы недавно переехали, вон в тот дом. – Луиза протянула мне руку и замерла в ожидании. Криса она как будто не замечала.
Я оглянулась на друга, не зная как поступить.
– Сходи, Кэт. Тебе же хочется. – Крис пожал плечами и отошел в сторону. – А я побуду с Лори. Вы же вернетесь?
– Конечно, – легко ответила я и, взяв Луизу за руку, впервые отправилась к ней в гости.
Хельга и Йохан Миллеры, родители Луизы, оказались очень приятными людьми. Вскоре выяснилось, что они мигрировали из Германии в Штаты, когда Луизе было всего три месяца. Об этих событиях она, разумеется, не помнила так же, как и не знала некоторых оставшихся на родине родственников. Да и язык предков, честно говоря, давался ей с огромным трудом. Но все эти факты не мешали Луизе при знакомстве с новыми людьми ссылаться на свои немецкие корни. Думаю, ей просто нравилось представлять себя только что прибывшей иностранкой, интересной и загадочной для окружающих. Даже если это было не так.
– А, по-моему, ты типичная американка, – подтрунивала я над ней, когда подруга слишком входила в роль, и меня это смешило.
– Не смей использовать моё имя и слово «типичная» в одном предложении, – требовала она. – Я совершенно уникальна и неповторима.
В этом была вся Луиза Миллер.