Главный врач

«Ты спрашиваешь, почему я ничего не пишу о Галине. Я должен был раньше решить сам. И теперь решил. Я долго думал, прежде чем написать ей. Что я писал? Лучше не вспоминать. Потом, когда письмо было уже отправлено, я терзался сомнениями, спрашивал себя, верно ли поступил. Сейчас, когда прошло уже столько времени, я могу с чистой совестью ответить на этот вопрос: да, верно! Какое право я имею связывать ее, превращать в свою няньку-кормилицу, опекуна?

Я знаю, она никогда не скажет ни слова, никогда не пожалуется на свою судьбу, потому что она хорошая. Какое же я имею право лишать ее радостей жизни, тех радостей, которых она почти не знала?

Она приехала ко мне из Барнаула. И мне очень трудно было говорить с ней. Она привезла с собой все мои письма, даже короткие записки, все стихи… Не стану передавать тебе нашего разговора, ты и сам поймешь…

Когда мы прощались, в глазах у нее было отчаяние. Иногда я думаю: лучше было бы, тысячу раз лучше подохнуть там, в Витебске, где меня нашел этот проклятый осколок! Иногда я просто кощунствую, Алеша, и даже тебя проклинаю за то, что ты настоял на операции, спас мне жизнь. Зачем спасать то, что никому не нужно?

Я знаю, Гале будет очень трудно, потому что она любит меня. Но ведь именно потому, что она любит, я обязан так поступить. Впереди никакого просвета, сплошная темень. Так почему же я должен тянуть в эту темень Галю и Арана?

Поверь, я долго думал. Я мысленно много раз советовался с тобой. Я хотел представить себе, что сделал бы ты, будучи на моем месте, как бы ты поступил? Я убежден — ты сделал бы то же самое.

Обнимаю тебя крепко. Твой Сурен».

Письмо Сурена испугало Корепанова. Когда пришла Марина, он дал ей прочесть. Она прочла один раз, другой, потом вложила в конверт и задумалась. Алексей молча наблюдал за ней.

— Неужели у него так все непоправимо? — спросила она.

— Он ничего не преувеличивает.

— Все равно, это не оправдывает его.

Алексею стало не по себе, словно это его в чем-то обвиняла Марина. «Она не знает Сурена, — думал он. — Если бы она знала…»

— Он очень хрупкий, — сказал Алексей. — Он всегда был очень хрупким.

— Нет, он сильный, — возразила Марина. — Сильный и жестокий.

— Ну что ты? Сурен и жестокость… Просто он очень любит ее.

— Как же он может, если действительно любит?

— Я понимаю его, — сказал Корепанов.

— А ее ты понимаешь? Ее боль, ее отчаяние, пустоту в сердце, которую оставляет твой Сурен своей никому не нужной жалостью? Боже мой, взрослые мужчины и не понимают простых вещей! Неужели вы не видите, какая подлость совершается якобы во имя любви?

— Ну что ты, Марина. Сурен — и подлость?

— Тогда скажи мне, как это назвать. Я представляю себя на ее месте. День за днем, месяц за месяцем тянется тревога. Надежды сменяются сомнениями, радость отчаянием. Наконец, известие — ранен. Жив! Но смерть стоит рядом. Смерть не уходит. Сторожит у изголовья. А я все жду, жду. Жду своего любимого, своего самого родного, своего мужа.

— Но ведь он…