Главный врач

Алексей рассказал коротко о себе, как наметил, потом сообщил, что больницу решено сделать областной, показательной, самой лучшей. Он рассчитывал, что эта весть взбудоражит людей, как-то встряхнет, но женщины приняли ее равнодушно. Это огорчило и встревожило Корепанова. Он закончил и сел, обескураженный, растерянно посмотрел на Ульяна Денисовича. Тот ободряюще улыбнулся, поднялся и спокойно спросил:

— Вопросы есть?

Худенькая девушка со вздернутым носиком вскинула руку — как школьница, с прямой ладошкой — и спросила, когда в общежитии для сестер и санитарок вставят стекла и проведут электричество.

Отвечал Цыбуля. Он сообщил, что стекла нет и скоро не будет, а если удастся раздобыть провода, свет проведут, потому что электрик в больнице уже есть, и указал на Стельмаха. Стельмах поднялся, постоял немного, смущенно теребя поясной ремень, и сел.

Потом другая спросила, нельзя ли раздобыть все же соломы, чтобы набить матрацы для больных, — совсем слежались матрацы, да и подушки тоже.

— Заявки на солому сделаны уже в третий раз, — сказал Ульян Денисович и беспомощно развел руками: — Обещают.

— Улита едет, когда-то будет, — зло бросила пожилая женщина и спросила, вставая, будут ли давать картофель. — В первой больнице уже по второму разу дают, а у нас все обещают, как солому.

Вопросы адресовались Корепанову, но отвечать на них приходилось либо Ковалю, либо Цыбуле. Ульян Денисович уже собирался закрывать собрание, когда поднялась молодая смуглолицая женщина в военной гимнастерке, с черной повязкой на левом глазу, и спросила сухо и неприязненно:

— А на сколько вы пришли к нам в больницу главным, товарищ Корепанов?

— Насовсем, — ответил Алексей. — Если, конечно, ничего не случится…

— А что может случиться?

— Я ведь коммунист. Перевести могут и на другую работу.

Она удовлетворенно кивнула головой и села на место.

Вопрос понравился Корепанову. И то, как держалась эта молодая женщина, тоже понравилось. После собрания он спросил у Коваля, кто она такая.

— Медсестра, Михеева Ирина, секретарь комсомольской организации.

— Ас глазом у нее что?

— На фронте потеряла.

«Комсорг и фронтовичка», — с уважением подумал Корепанов и решил, что обязательно нужно будет при первом же случае поговорить с этой женщиной, по душам поговорить.

Прошла неделя. Ремонт в квартире был закончен. Алексей пригласил Ульяна Денисовича к себе в кабинет и сказал:

— Вы знаете, что у нас остается вакантной должность начмеда, то есть заместителя главного врача по лечебной части, я хотел сказать. Не возьметесь ли вы по совместительству?

Ульян Денисович замялся. Ему не хотелось бы связываться с административной работой: он убежденный лечебник.

— Какой же это администратор — начмед? — рассмеялся Корепанов. — Так, одно только название. А мне бы вы помогли.

Ульян Денисович подумал немного и согласился. Терапевтического отделения пока еще нет. В поликлинике работы не так уж много. Хорошо, он возьмется, но только временно, до открытия отделения.

Алексей поблагодарил.

— Теперь второе предложение, — сказал он. — Нет, приказ: завтра же переезжайте сюда, в больницу.

И он рассказал Ульяну Денисовичу о своих планах. Ведь очень выгодно, когда при больнице живут и хирург и терапевт. В случае чего можно и без дежурных врачей обойтись.

Ульян Денисович не возражал.

3

Алексей обивал пороги многочисленных учреждений в поисках строительных материалов. Его встречали приветливо. Иногда обещали помочь. Но чаще разводили руками…

Четыре кубометра леса, несколько тысяч кирпича и три тонны извести — вот все, что удалось раздобыть за две недели «хождения по мукам». Но самого главного — стекла — не было. «Неужели придется окна кирпичом закладывать, как на фронте? — думал Корепанов. — Это же могила будет. А что делать? Стекла нет. И сказали, скоро не ожидается». В отделе снабжения Корепанову обещали немного. Но когда это стекло прибыло, его отдали Миропольевской больнице. Алексей запротестовал, но его успокоили: стоит ли горячиться из-за пустяка? Это стекло для окон все равно непригодно. Это вообще обрезки, а не стекло. И Бритвану их отдали потому, что он теплицу строит, овощи собирается выращивать.

И злость, и обида кипели в душе Корепанова. Его на первое время и обрезки устраивают. В конце концов можно и осколками стеклить. Но делу помочь уже ничем нельзя было: ящики со стеклом отправили в Мирополье.

«А может, начать ремонт, не дожидаясь стекла?» — подумал Алексей. Он решил еще раз осмотреть главный корпус.

Мела поземка. Ветер тоскливо посвистывал в голых ветвях деревьев. Скрежетала, раскачиваясь на проволоке, водосточная труба…

«Она уже давно скрежещет вот так и стонет противным жестяным стоном, — подумал Алексей. — Надо бы укрепить ее, не то свалится еще кому-нибудь на голову. Сегодня же скажу Гервасию Саввичу, чтобы послал рабочего укрепить».

В главном корпусе гуляли сквозняки, взвихривали снег, сердито хлопали дверями. На лестничных площадках дымились снежной пылью целые сугробы.

Алексей зашел в операционную. Сюда тоже намело снегу. Масляная краска на стенах полопалась, а на потолке вздулась пузырями.