Читаем Главный врач полностью

— Как я теперь работать буду? — глядя в сторону, с горечью произнесла Невинская.

— Если вы захотите вернуться к медицине, я возьму вас охотно, — сказал Корепанов.

— Думаете, я не знаю, почему вы это сделали? — вдруг повернулась к нему Невинская. — Знаю! От злости. Думаете, я забыла, как вы тогда угрожали, что никогда не простите мне? Запомнила!

Алексею стало жалко девушку.

— Это в вас говорит отчаяние, Ольга, — спокойно начал он. — Ведь вы сами не верите в то, что говорите…

— Нет! Это так, так! — уже со слезами в голосе крикнула Невинская. Она круто повернулась и вышла из комнаты, но тут же возвратилась. Стоя у порога и не отпуская ручку двери, сказала: — Вам тут принесли тридцать флаконов пенициллина. Для меня вы израсходовали только четыре. Прикажите, чтоб вернули остальные.

Корепанов сказал, что пенициллина у него нет: использовали для других больных.

— Использовали! — со злостью сказала Невинская и вышла, громко хлопнув дверью.

Когда Алексей рассказал об этой сцене Ковалю, Ульян Денисович долго молчал, протирая очки, потом сказал:

— Ну, история с пенициллином — это пустяки, а вот квартира для Ракитина… Послушайте моего совета: сходите сами к Балашову. Нам нужен специалист.

Алексей тоже думал, что история с пенициллином — пустяки. Но через несколько дней спросил о пенициллине Малюгин.

— По закону лечение у нас бесплатное и нечего больных в расходы вводить — покупать лекарства да еще на черном рынке, — сказал он. — Ведь приказ есть, чтобы тем больным, которые на койке лежат, даже в аптеку рецептов не выписывать.

— Ну, этот приказ я выполнять не стану, — сказал Корепанов, — если у нас по какой-нибудь причине нет лекарств, а в аптеках есть — я рецепт выпишу.

А вскоре позвонил Мильченко, попросил зайти.

— Опять на тебя жалоба, Алексей Платонович. Что там с Невинской у тебя? — крепко встряхнув руку и досадливо морщась, произнес он.

Алексей рассказал ему то, что говорил уже Малюгину.

— По сути ты прав, — согласился Мильченко, — и, быть может, я то же самое сделал бы на твоем месте. Но ведь пенициллин-то ее. Может, изыщешь где и вернешь, чтоб не связываться?

— Изыскивать негде, — ответил Корепанов, — а было бы где — не вернул бы все равно. Она тут пишет, что в суд подаст. Пускай подает. Только на суде я перво-наперво спрошу, где они, торгаши эти, столько контрабандного пенициллина достали и денег взяли где, чтоб заплатить? Я ведь знаю, сколько на черном рынке флакон пенициллина стоит: триста пятьдесят — четыреста рублей.

— Все равно пенициллин для нее куплен, и по форме она права.

— Но ведь мы с вами не формалисты, Олесь Петрович? — улыбнулся Корепанов. — Не формалисты, а?

— Однако же ты злопамятный, — рассмеялся Мильченко, — но что верно, то верно: мы с тобой не формалисты. Я с ней поговорю. С директором треста тоже, чтобы оставили в покое.

— Вот это будет правильно, — сказал Корепанов, подымаясь.

4

Ракитин приехал неожиданно.

Корепанову позвонил Малюгин:

— Сможешь устроить с жильем — направлю к тебе. Не сможешь — отдам другой больнице. Квартиру обещают через месяц, не раньше.

Алексей сказал, что сделает все.

— Куда же мы его? — спросил Ульян Денисович, который сидел тут же в кабинете за своим столом и проверял истории болезней.

Алексей ответил, что придется уступить кабинет: другого места не найти.

— А где мы врачебные конференции проводить будем?

— В ординаторской, у меня или у вас. Вы же сами утверждали, что не важно, где говорить, важно, что говорить.

Они прикинули мысленно меблировку.

— А что, совсем неплохо получается, — сказал Корепанов. — Тут кровать станет, тут стол, тут шкаф с книгами… И эту тоже ему отдадим, — продолжал он, переходя в соседнюю комнату, где сидела секретарша. — Нам она без первой ни к чему. Вот эту дверь заколотим. Ту, что на улицу, откроем. Тут перегородку поставим. За ней — плиту. Вот и получится самостоятельная квартира из одной комнаты с кухней, прихожей и парадным ходом.

Не успели они обсудить этот вопрос, как пришел Ракитин — подтянутый, тщательно выбритый. Небольшая бородка аккуратно подстрижена. Он произвел на Корепанова впечатление солидного человека. И одет был солидно — добротный костюм, белоснежная рубашка, аккуратно повязанный галстук.

«Так вот и должен выглядеть врач, — подумал Алексей, глядя в умные глаза Ракитина. — Здоровый, хорошо одетый, спокойный, уверенный в себе. Таким врачам доверяют, не задумываясь».

О себе Ракитин говорил скупо. Окончил институт еще в тридцать втором, ленинградский. Потом долго работал в клинике. До сорок первого успел девятнадцать статей опубликовать. Мечтал о диссертации, да не пришлось: война помешала. После войны застрял в небольшом городишке. Даже ушного отделения нет. А хочется большой работы.

Алексей сказал, что ушное отделение еще только восстанавливается. Но зато к весне будущего года получится то что надо, со всеми удобствами. А пока больных можно принимать в поликлинике. Для тех же, кого надо оперировать, пообещал выделить койки у себя, в хирургии. Оклад…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги