Читаем Главный врач полностью

— Оклад большого значения не имеет. Надо перспективой жить. А в перспективе — отделение областного масштаба. Это меня устраивает. — Ракитин покосился на Ульяна Денисовича и сказал Корепанову — А теперь я хотел бы с вами побеседовать тет-а-тет.

Ульян Денисович поднялся и вышел.

— Слушаю, — сказал Корепанов.

Ракитин сидел, как бы собираясь с мыслями, и молчал. Правая рука небрежно лежала на подлокотнике кресла, левой он барабанил по столу.

— Видите ли, Алексей Платонович, — начал наконец он. — Я люблю, чтобы между руководителем и подчиненным во всем, даже в мелочах, была полная договоренность.

— Что вы называете мелочами? — спросил Корепанов.

— У меня семья: двое детей, мать-старуха…

— Ну это, знаете, не мелочи.

— О, да, это не мелочи. Если хотите, это — все. Для меня, во всяком случае.

— Сюда, — Алексей обвел руками комнату, — вы их взять не сможете.

— Квартиру я получу. Дело не в квартире.

— Говорите напрямик, — попросил Алексей.

— Напрямик, так напрямик, — даже как будто обрадовался Ракитин. — Дело в том, что я… Ну, как бы вам это сказать… — Он замялся на секунду, потом произнес, медленно, спокойно — Я занимаюсь частной практикой и хочу, чтобы вы об этом знали.

— Откровенность за откровенность, Юрий Максимович, — сказал Корепанов. — Мне это не нравится.

— Поймите меня правильно, — опять помолчав немного, продолжал Ракитин. — Я ведь не за разрешением к вам обращаюсь. Частная практика у нас разрешена. Но я не хочу, чтобы меня потом, ну, как это говорится, прорабатывали на общих собраниях, стыдили и всячески унижали.

— Я вам обещаю, что прорабатывать вас не станут, — сказал Корепанов и, чтобы закончить разговор, спросил: — Когда вы сможете приступить к работе?

Хоть завтра.

— Тогда я вас оформлю завтрашним числом.

Когда Ульян Денисович вернулся, Алексей рассказал ему о своем разговоре с Ракитиным. Ульян Денисович заметил, что частная практика — пока еще дело законное.

— По закону вы можете иметь собственный дом, даже двухэтажный, — улыбнулся Корепанов. — Вы хотели бы иметь двухэтажный дом?

— Меня вполне устроила бы двухкомнатная квартира в коммунальном доме. Частная собственность, как известно, порождает беспокойство, а его у меня и так достаточно. И вообще, почему это вы… о двухэтажном доме?

— Нам бы он пригодился, — сказал Корепанов. — Если бы мы опубликовали в газете, что нам требуется заведующий отделением («квартира обеспечивается»), сколько бы нашлось охотников!.. А так приходится на все условия соглашаться, даже на частную практику.

— Да какое вам дело до его частной практики?

— Противно!

Ульян Денисович закурил, затянулся и, выпустив сизый дымок, сказал:

— В том, что больной приходит к врачу на дом, тревожит его в неурочное время, получает рецепт и платит за это, — во всем этом еще нет ничего плохого. Но возможность наживы кое у кого порождает жадность. И тогда совести приходится потесниться. А это плохо. — Он сделал несколько затяжек и, глядя с улыбкой на Корепанова, сказал: — А вы знаете, мне тоже довелось в свое время хлебнуть частной практики.

— Интересно, — улыбнулся Корепанов.

Это было еще при нэпе. Ульян Денисович тогда закончил университет и приехал на работу в небольшой городок под Ленинградом. Вакантных мест в больнице не было, в поликлинике — тоже. Вот и пришлось ему волей-неволей заняться частной практикой.

— Ну и как? — спросил Корепанов. Ему вдруг стало весело: очень уж забавно было представить себе Ульяна Денисовича в роли частнопрактикующего врача.

А Коваль продолжал:

— Повесил я табличку: «Коваль Ульян Денисович. Принимает от шести до девяти вечера». А больные не идут. Не идут, хоть плачь. Был там известный на всю округу терапевт Зосима Лукич Раскатило — особняк против булгаковского сада. Свой выезд — лакированный фаэтон. Практика — огромная. Так вот этот самый Зосима Лукич и говорит как-то, что вся беда в табличке — табличка, мол, неправильно написана.

Я стал возражать. «Да нет же, правильно все. Принимает от шести до девяти…» «В том-то и дело, что «принимает», — говорит Зосима Лукич. — А надо «принимал бы». И хохочет. Брюхо так и ходит ходуном.

— Не везло, значит?

— Не везло. Тут ведь, кроме знаний, еще кое-что нужно. На какие только уловки, помню, люди не шли, чтобы заполучить больных. До анекдотов доходило. Рассказывали — было это не то в десятом, не то в двенадцатом — приехал туда один врач. Женился на перезрелой девице, хорошее приданое взял и решил обосноваться. Дом купил, обставил кабинет, из Вены аппаратуру привез, а больных нет и нет. Так на какую он хитрость пошел. Каждый день с пяти часов вечера и дотемна разъезжает по городу на извозчике. Лицо озабоченное, коричневый саквояжик с инструментами в ногах. Знакомые к нему: «Зашли бы в гости вечерком, в картишки перекинуться, рюмку вина выпить». «Не могу, — говорит, — занят. Визиты все, визиты». А спустя некоторое время извозчик тот возьми и разболтай спьяна, что никаких визитов у доктора нет. Разъезжает так просто, для форсу. Пришлось бедняге бежать… Вот какие чудеса частная практика иногда выкамаривает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги