Не успел он переступить порог предоперационной, как санитарка мгновенно шмыгнула в соседнюю комнату, и оттуда раздался мужской голос.
— Заходите сюда, Алексей Платонович.
Сестра сняла халат, висевший у двери на вешалке, — несомненно заранее приготовленный, — и подала его Алексею. Потом так же проворно поднесла шапочку и маску.
«Вот это персонал. Вот это выправка», — не переставал удивляться Корепанов, глядя на подтянутых сестер и санитарок.
Операционная была большая, светлая. Огромное окно — во весь проем стены — чуть затемнено зеленью деревьев.
— Рассчитывал до вашего приезда закончить. Так будто назло, две срочных, — сказал, не отрываясь от работы, Бритван. Он стоял чуть расставив ноги, высокий, крепкий. Из-под расстегнутого халата виднелась широкая, бронзовая от загара, спина.
Шла операция на желчном пузыре. Алексей сразу оценил мастерство, с каким оперировал Бритван. Он работал спокойно, уверенно, так, словно делает это, по меньшей мере, в тысячный раз. Может быть, эта легкость была и нарочитой, но все равно — так обращаться с инструментом и тканями мог только настоящий хирург.
Рану зашивала ассистентка. Зашивала тоже мастерски. Шов получился ровным, почти косметическим.
— Как фамилия врача, который вам ассистировал? — спросил Корепанов, когда они вышли из операционной.
— А что, понравилось? — спросил Бритван.
— Понравилось, — признался Корепанов.
— Хирургов у нас нет, — снимая халат, сказал Бритван. — Я — один. Помогают мне сестры. Причем, по очереди. Терпеть не могу незаменимых.
Он помыл руки. Вытер их. Полотенце бросил стоявшей начеку санитарке, надел белую шелковую рубаху, накинул пиджак и пошел к двери, приглашая Корепанова:
— Пройдемте в кабинет.
Коридор был длинный, широкий, залитый светом. Сестры и санитарки, попадавшиеся навстречу, быстро сторонились, уступая дорогу. Одной из них, невысокой, худенькой, Бритван бросил на ходу:
— Приготовь нам, Наденька.
И многозначительно вскинул два пальца.
Через несколько минут девушка вошла в кабинет с подносом, на котором лежало четыре бутерброда — два с ветчиной и два с голландским сыром.
— Спасибо, Наденька, — поблагодарил Бритван.
Когда девушка вышла, он открыл шкаф, извлек оттуда бутылку коньяка, поставил на стол.
— Подкрепимся чуть-чуть, потом я покажу вам больницу, — сказал он, наливая в рюмки.
Алексей выпил, взял бутерброд с ветчиной и, рассматривая розоватые ломтики ароматного мяса, не удержался от замечания:
— А вы здесь неплохо живете! Коньяк, ветчина.
— Я ведь старожил, — без малейшего намека на рисовку сказал Бритван.
Больница Корепанову понравилась. Это была старая земская больница, добротно сделанная и хорошо сохранившаяся. Все было здесь прочно и красиво: кровати с никелированными спинками, белье подсинено и накрахмалено, тумбочки выкрашены белой корабельной краской.
Хирургическое отделение было оснащено с особой заботливостью. Здесь и кровати лучше, и мебели больше, и дорожки выглядели совсем новыми, диваны затянуты в белые чехлы.
— Чувствуется привилегированное отделение, — сказал Корепанов.
— Своя рубашка ближе к телу, — усмехнулся Бритван.
Он иногда останавливался у койки, рассказывал об особенностях того или иного случая. Он умел коротко, в нескольких словах, рассказать о больном самое главное. И это тоже понравилось Корепанову.
В одной из палат Алексей увидел Марфу Полоненкову. «Ага, вот и она», — подумал он, словно заранее надеялся встретить ее здесь.
Полоненкова была смущена. Алексей поздоровался.
— Знакомая? — спросил Бритван.
— Сбежала от нас. Перед самой операцией выписалась.
Женщина стала что-то бормотать в свое оправдание.
— Да полноте, Марфа Игнатьевна, — сказал Корепанов. — Очень хорошо, что вы все же решились на операцию. Ведь у вас такая болезнь, что без операции — беда. — А про себя думал: «Ведь вот же как получается, люди из областного центра сюда едут, за тридевять земель».
Разъяснения Бритвана он слушал уже не так внимательно и оживился только, когда подошли к постели еще молодого человека с бледным — нехорошей восковой бледностью — лицом и впалыми щеками.
— Леонов. Двадцать семь лет. Абсцесс легкого, — коротко сказал Бритван и отошел к другой постели.
На ней лежал человек лет двадцати восьми, не больше. Карие очень живые глаза его с голубыми белками блестели тем нездоровым блеском, который характерен для больных туберкулезом.
— Сенечкин. Знатный тракторист. Туберкулез правой почки, — сказал Бритван. — Вот посмотрите, как увеличена.
Он присел на край постели, внимательно ощупал больного, потом уступил место Корепанову. Алексей тоже ощупал. Почка, действительно, была увеличена и болезненна.
— Вот анализы. — Бритван быстро перелистал толстую историю болезни.
Алексей глянул на анализы. Туберкулез.
— Будем оперировать, — сказал Бритван. — Вот еще понаблюдаем немного и будем оперировать.
Уже в коридоре, когда они вышли из палаты, Алексей спросил:
— А что думаете делать с Леоновым?
— А что с ним делать? Лечим как можем. Даже абсцесс вскрыли. А что проку?
— Надо на радикальную идти. Убирать абсцесс вместе с долей легкого.