Главный врач

— Если б я был главным врачом, — начал Ракитин, — я бы по отношению к вам…

— Я не только главный врач, — оборвал его Корепанов. — Я еще и хирург.

— Я тоже хирург, — резко сказал Ракитин и вышел из ординаторской.

Корепанов посмотрел ему вслед и пожал плечами. Неужели не понимает человек, что это все-таки хирургическое отделение, а не ушное?

В конце дня Ракитин зашел к Алексею в кабинет.

— Я сегодня погорячился, Алексей Платонович… Поверьте, это не от плохого характера и не от плохого к вам отношения, это — забота о больных… Так вы уж простите…

— Да оставьте вы свои извинения, Юрий Максимович. Для пользы дела иногда и поспорить полезно. Но сегодня вы были неправы. В любом деле надо видеть элемент первостепенности.

— Это — общее, — сказал Ракитин. — А мои больные всегда у меня перед глазами. Это — личное. Ведь существует и личное? Или вы не согласны?

— Согласен, — ответил Корепанов. — Но палаты нужно освободить.

Ракитин глянул на Корепанова исподлобья и сказал с подчеркнутым спокойствием:

— Я завтра же выпишу из этих палат всех больных.

— Вы будете выписывать их по мере выздоровления. А новых направлять только тех, о которых мы говорили… Простите, меня ждут.

Вместе с Ульяном Денисовичем Корепанов долго обследовал Стельмаха. Надо оперировать. И чем раньше, тем лучше. Говорить об этом сразу же не хотелось, и Корепанов предложил Стельмаху лечь на койку, с тем чтобы подкрепиться немного. Тот отрицательно покачал головой. У него целый ворох дел. Елка для больных — раз. Концерт в школе Красного Креста — два… Всего не перечесть. Дней десять назад он, может, и согласился бы, но сейчас ему стало лучше. После Нового года — пожалуйста.

— Хорошо, после Нового года, — согласился Корепанов.

Он решил, что будет оперировать Стельмаха примерно через месяц, после тщательной подготовки. Но операцию пришлось делать срочно.

В ночь под Новый год, около десяти вечера, прибежала Люся, бледная, испуганная: только что привезли Стельмаха в карете скорой помощи. Он играл на баяне, пел и вдруг… Его сейчас смотрит Ульян Денисович в приемном покое.

— Боже мой, да что же это будет? — произнесла она и, ткнувшись головой в плечо Корепанова, глухо разрыдалась.

Алексей усадил ее в кресло, позвал Архиповну и, надевая на ходу пальто, пошел в приемный покой.

2

Операция продолжалась долго — более трех часов. В операционной было тревожно. Смерть стояла рядом и, казалось, только и ждала малейшей неосторожности. Это понимали и Корепанов, и Лидия Петровна, которая ассистировала ему, и Ульян Денисович. Понимала это и Михеева. Только Стельмах был спокоен. Он слепо верил Корепанову и потому не сомневался в благополучном исходе. Но после операции, уже в палате, ему было очень плохо. А ночью стало еще хуже. Тупая боль шла откуда-то из глубины грудной клетки, не давала покоя. И потом — все время не хватало воздуха. Порой он пытался вздохнуть поглубже, но тогда вспыхивала такая боль, что дыхание и вовсе останавливалось. Приходилось давать кислород.

Боли держались долго. После укола они утихали на короткое время и наступало приятное забытье. Хотелось спать. Но Стельмах боялся уснуть. Ему казалось, что стоит уснуть хоть на минуту — и он обязательно задохнется. Чтобы не заснуть, он принимался думать.

Вспоминал осень сорок третьего года, госпиталь в Смоленске, где он лежал после тяжелого ранения, такой же беспомощный, как сейчас, маленькую палату-одиночку, специально для него отведенную, и дядю Сашу, который умел, как никто, переложить, не тревожа ран, сначала на носилки, потом на стол в перевязочной и снять повязки так, чтоб не чувствовалось. И еще он вспоминал пожар в госпитале, как полз по коридору к выходу, теряя сознание, и как тот же дядя Саша поднял его на руки и понес в палату, беззлобно поругивая: «Дурак ты, Яшка. Горит на четвертом и в другом флигеле совсем. Сюда только дым затянуло. А ты наутек». И как от этих слов сразу стало спокойно: пропал страх и боль ушла куда-то…

Потом он думал о своей мастерской. Проводку в главном корпусе менять надо. Электрический шнур достали, да еще какой, а к проводке приступить не успели. Алексей Платонович говорил, чтобы поручить горпромкомбинату. Они, конечно, сделают, и неплохо. Электрики там хорошие. Но за ними надо присматривать и присматривать… Жулики… Провод подменят, старье в стену упрячут и… иди ищи потом, отчего тока вдруг не стало… Интересно, чего это Люся тут ночи напролет проводит? Надо будет ее обязательно спросить… И еще попросить, чтоб Никишину письмо написала. Он, Стельмах, получил, а ответить не успел. Вот пускай она и напишет от его имени.

Когда Стельмаху разрешили уже ходить, он узнал, что его будут демонстрировать на городском научном обществе врачей.

— Ха! Тоже заморское чудо нашли. Но если Алексей Платонович считает нужным…

Научное общество заседало в большом конференц-зале Дома санитарной культуры. Стельмах внимательно рассматривал лепные украшения на потолке и скульптуры, размещенные в нишах между колоннами. «Интересно, что здесь было раньше? — думал он. — Дворец какого-нибудь губернатора, биржа или музей?»