— Замечательно! — теперь адвокат жестикулировал так активно, что по кабинету потянуло ветерком. — Скоро придется думать о поступлении в вуз и вступлении во взрослую жизнь, а это такие затраты! Все это, в целом и совокупности, толкнуло вас, Константин Петрович, на поступки, которых вы теперь искренне стыдитесь. Вы не преступник, вы — жертва. Жертва обстоятельств!
— Можно еще сказать, что я на ипподроме крупно проигрался, — пошутил Константин, которому адвокат нравился все больше и больше.
— А вот этого не надо! — нахмурился Михаил Юрьевич. — К игрокам отношение негативное, ведь они сами виноваты в своих проблемах. А вы должны предстать жертвой обстоятельств!
К сожалению, на суде замечательный (и крайне недешевый) адвокат сплоховал. Выступал неубедительно и вяло, совсем не так, как перед Константином наедине, и не смог в полной мере использовать подарок, который преподнесла его подзащитному судьба.
Завхоз Мигаль представил справки о том, что он состоит на учете в наркологическом диспансере как хронический алкоголик и в психоневрологическом с посттравматической эпилепсией, последствием армейской контузии. Линия защиты у Мигаля была железобетонной: «Голова болит так, что ничего не соображаю и не помню, а как выпью, чтобы боль хоть немного снять, так вообще ничего не соображаю. А если не выпить, то приступ будет, а после приступа вообще ничего не помню!». Ну просто Венедикт Ерофеев! Как будто черновой вариант бессмертной поэмы «Москва-Петушки» читаешь. При таком раскладе на Мигаля, которому все, как с гуся вода, можно было вешать все подряд, что Константин с Ниной Лазаревной и сделали. Но Михаил Юрьевич подвел. Один раз запутался в своих пространных речах, другой раз — обмолвился, и вышло так, будто Мигаля оговаривают. А у того был адвокат категории «дай Бог каждому», молодой, но хваткий, которому пальца в рот не клади…
Короче говоря, Константин выехал на искреннем раскаянии и добровольном возмещении ущерба, нанесенного его действиями. Делили на всех, а раскошеливаться пришлось одному. Нина Лазаревна ныла, что у нее за душой ни гроша, еле-еле на адвоката наскребла, чему, в принципе можно было верить. Константин знал семейную тайну Нины Лазаревны — ее единственный сын был наркоманом, который полгода кололся на родительские деньги, а следующие полгода лечился на родительские деньги, и так без конца. А на генерального директора рассчитывать не приходилось совсем, ибо он еще до суда скоропостижно скончался в своем кабинете. Согласно официальной версии — от закупорки мозгового сосуда тромбом, но ходили слухи, что его отравили. Слухи косвенно подтверждала биография нового генерального директора, который в системе не работал ни единого дня. До девяностого года он был партийным работником среднего звена, а затем пошел по банковской линии и одно время был советником мэра по вопросам экономики. Знающие люди (поди разбери, что они знали, а что выдумывали!) объясняли, что мэрская группировка все же смогла одержать победу над ведомственной и теперь беспрепятственно сможет прибрать к рукам агонизирующий завод.
«Все же есть какая-то высшая справедливость, — злорадствовал Константин, окончательно убедивший себя в том, что в его бедах был виновен покойный генеральный директор. — Трепыхался Славик, комбинировал, по головам шел, партнеров подставлял… А что теперь? Лежи на спинке ровно, наблюдай за тем, как травка снизу растет».
Суд признал Константина виновным по предъявленному обвинению и приговорил его к условному наказанию в виде двух с половиной лет лишения свободы с испытательным сроком в два года, в течение которого ему было запрещено занимать государственные должности.
Большую рыбу хорошо ловить в мутной воде. Ольга Леонидовна, исполнявшая обязанности главного врача на время отстранения Константина, после смерти Вячеслава Александровича осталась без крыши и поддержки. Константин надеялся «перевербовать» коварную предательницу, предложив объединить ее должностное положение с его связями и деньгами. Лучше уж клиника на паях с партнершей, чем ничего. Тем более что контрольный пакет Константин надеялся оставить за собой. А тот, кто контролирует положение дел, всегда найдет способ избавиться от партнера.
— Хренового адвоката ты мне присоветовала, — упрекнул Константин Риту, когда они отмечали завершение суда. — На словах — орел, а на деле — петух.
Не праздновали (что тут праздновать?) а именно отмечали, ставили точку в долгом беспокойном деле.
— Главное, что тебя не посадили, — Рита прильнула к нему и жарко поцеловала в щеку. — Мы можем продолжать любить друг друга.
— А если бы меня посадили, ты бы приезжала на свидания? — спросил Михаил после ответного поцелуя. — Бывают же длительные свидания, на трое суток.
— Но тебя же не посадили, — ответила Рита и прозвучал ее ответ как отрицательный.
«Она права, — поспешил оправдать подругу Константин. — Убогие казенные каморки, возможно, что и с клопами, серые простыни, другие зеки в щелки подсматривают и комментариями обмениваются… Какая тут радость? Нет смысла приезжать».