Главврач

«А вот Женечка бы приезжала», сказал внутренний голос, но Константин не обратил на это замечание внимания, поскольку Рита запустила одну руку ему под рубашку, а другой расстегнула «молнию» на брюках.

Женечка была готова на любые жертвы, лишь бы остаться рядом. День прихода лучше каждый раз согласовывать? Хорошо, как скажешь! На этой неделе не получится и на следующей тоже? Хорошо, но можно мне прийти в среду днем, пока ты будешь на работе, чтобы прибраться? Или тебе удобнее в другой день? А что сварить — борщ или рассольник? Ну просто идеальная женщина, при условии, что держишь ее немного на расстоянии.

Глава шестнадцатая Кассия Иудовна Брут

С двухлетним запретом на занятие государственных должностей и сильно подмоченной репутацией надеяться на хорошую работу мог только идиот, каковым Константин Петрович Ива́нов сроду не был. Он адекватно оценивал свои перспективы — рядовым врачом в стационар или на прием в поликлинику, третьего не дано. В стационар не тянуло по ряду причин — беспросветно там, дежурствами нагружают, да и подзабылось многое за время руководящей работы. В поликлинике легче, проще, удобнее. Оттрубил семичасовой прием — и свободен. Дежурств нет и мозги особо напрягать не нужно, поскольку в амбулаторных картах и стационарных выписках прописано лечение. А чуть что не так — пожалуйте госпитализироваться.

Работать там, где массово проживали заводские сотрудники, по понятным причинам не хотелось, к тому же стоит только засветиться в качестве врача в своей территориальной поликлинике, как от соседей покоя не будет. Начнут ловить во дворе и заявляться домой без спросу. Мне только совет… Мне только рецептик… А мне двоюродная тетя из Саратова копию своей выписки прислала, вы не посмотрите?.. Будешь потакать — никакой жизни не станет, а если начнешь давать от ворот поворот, то все обидятся. Ну их! Как говорится, не буди лихо, пока оно дрыхнет. Поэтому Константин устроился в поликлинику на Ташкентской улице, до которой было около четверти часа неспешной езды. А в хорошую погоду, ради моциона, можно было и пешком пройтись. Туда и обратно набегало немногим более десяти километров — вполне хорошая нагрузочка при сидячей работе. Чем тратиться на абонемент в фитнес-центр и ходить там по дорожке в пропахшем потом зале, лучше на свежем воздухе пройтись забесплатно. В последнее время Константин стал исключительно бережливым. Не то, чтобы начал трястись над каждой копейкой, но и от лишних трат старался воздерживаться? А как иначе? Ущерб возместил, на адвоката потратился, кубышка заметно опустела, пополнять ее возможности не было, а впереди маячили крупные расходы по завладению медсанчастью.

Дура Баранова (про себя ее иначе, как Овцой, Константин теперь не называл) в ответ на предложение забыть прошлые ошибки и начать сотрудничать, разрыдалась и начала всяко-разно кляться, что она вообще не причем — никуда не стучала, ничего плохого против любимого начальника не замышляла, и вообще куда я без вас, Константин Петрович, вы моя надежда и опора. Разумеется, Константин этому трагифарсу не поверил, не настолько он был наивен, но порадоваться порадовался — осталась Овца одна после смерти Славика и не знает, бедная, к кому ей приткнуться. Больше она Константина Петровича уже не продаст… Какой бы дурой ни была бы, а должна понимать, что это ее последний шанс, следующего уже не будет. И то, что Баранова все еще оставалась исполняющей обязанности, тоже радовало — тот, кто висит на тонкой ниточке, многого о себе понимать не должен. Рита, продолжавшая работать в медсанчасти, потому что уходить ей, бедняжке, было некуда, говорила, что Ольга Леонидовна «ходит как потерянная»… Меткое выражение! Баранова на самом деле была потерянной и ждала, кто ее подберет и приголубит.

«Все к лучшему в этом лучшем из миров, — уговаривал себя Константин. — Ну напрягся Славик меня сдвинуть — и что с того? Нет больше Славика, чтобы ему и в земле покоя не было! А я жив-здоров и полон сил. Это даже к лучшему, что в переходный момент на моем месте будет сидеть Овца. Я за невинные, в сущности, махинации (ну кто из главных врачей без подобных грехов?) огреб судимость, а ведь в переходный момент придется грешить куда больше и гораздо сильнее. Вот пусть Оленька и грешит, а я буду в стороне. После ей эти грехи можно будет припомнить — если не хочешь подсесть, то уступи свою долю за сколько даю и проваливай на все четыре стороны.