Главврач

— Вступать в игру с меньшими суммами не имеет смысла, — ответил Хайтовский. — На нефти навар небольшой, но, зато и риск тоже относительно небольшой, если, конечно, с ума не сходить. Артиста Безручкина знаете? Он в прошлом году на нефти два миллиона прое…ал. Зеленых, не деревянных! Это же как бывает? Раз — удача, два — удача и человек начинает считать себя гениальным игроком. Тут-то ему и капец!

— А есть ли какие-то руководства по этому делу? — спросил Константин.

— До хрена! — усмехнулся Хайтовский. — Только их пишут те, кто совсем не в теме. Так везде — сам ничего не умею, но других учу. До всего своим умом доходить надо. Но вы не пугайтесь, с нефтью все довольно предсказуемо. Главное — уловить ритм!

«И не прое…ать последнее», мысленно добавил Константин.

На вникание в тему ушло около месяца и еще пара недель потребовалась для того, чтобы наконец-то решиться и начать. Решился, начал. Спустя полгода удивлялся — и чего это я раньше не играл? Всякое случалось, но чаще все-таки оставался в плюсе, а не в минусе.

С первого выигрыша Константин заказал Дамьену новую статью — о том, как живет на родине врач, ищущий справедливости в Евросуде. Об этом они говорили еще во время подготовки интервью. Дамьен хотел построить статью на контрасте между нынешней работой Константина и его работой в должности главного врача. «Я напишу так, что читатели будут рыдать», обещал Дамьен.

Рыдать — так рыдать. Потерянную работу Константин описал самыми радужными красками, а нынешнюю представил в таком виде, что сам едва не разрыдался. Со смеху. Холодный осенний день… Человек, которого жизнь заставила продать свой автомобиль, садится в битком набитый автобус и едет на работу… Идти от остановки до поликлиники далеко… Ветер швыряет дождевые капли в лицо и то и дело выворачивает зонт наизнанку… В поликлинике — дикие очереди, коридоры забиты раздраженными людьми, которым пришлось вставать в пять часов утра, чтобы за два часа до открытия поликлиники занять очередь за талонами на прием к врачу… На каждого пациента в среднем отводится около семи минут, но большая часть этого времени уходит на заполнение различных бумажек — в тоталитарном государстве чихнуть нельзя, без заполнения соответствующего документа… Хочется задержаться на работе подольше, чтобы разобраться с некоторыми сложными пациентами, но кабинет поделен между двумя врачами, и сменщик уже торопит — уходи, пошло мое время!.. (кабинеты делят между собой только участковые врачи, но кто во Франции это знает?) А если захочешь задержаться вечером, то тебя грубо выставит вон охранник… Может и дубинкой огреть — ему, скотине, разрешено применять силу в случае сопротивления… В тоталитарной стране много дурацких запретов и один из них — запрет на нахождение на рабочем месте после окончания рабочего времени… Существует отдельная инструкция, с которой всех знакомят под расписку… (эти европейцы такие доверчивые, им любую лапшу на уши вешать можно) По окончании работы часто приходится возвращаться домой пешком — а это десять километров! — потому что общественный транспорт более-менее сносно ходит только по утрам… Придешь домой — и падаешь в кровать, на то, чтобы поужинать и принять душ не остается сил…

— Бедный мой, бедный… — ахала Женечка, когда Константин читал ей вслух трагическую часть своего опуса. — Какой же ты бедный… Иди ко мне, я тебя утешу, бедолажку… Брось ты эту свою работу и найди другую, получше…

Ну если уж впечатлилась Женечка, всю свою жизнь прожившая в Москве и знающая местные реалии, то сентиментальные доверчивые французы зальют газетку горючими слезами и розовыми соплями…

У главного врача Ива́нова была совсем иная жизнь — утром у подъезда его ждал мерседес с персональным водителем… (а что? такое, ведь, тоже бывает!) В его клинике царила благодать… Умные и вежливые врачи решали все проблемы своих пациентов… Ну и так далее…

— Я бы очень хотела поработать в такой клинике! — сказала Женечка, прослушав вторую часть опуса. — Она даже лучше нашей. Жаль, что все это выдумка.

Подруга обскакала Константина. Теперь она работала в клинике профессора Неунывайко, талантливого харизматичного шарлатана. Ехать до работы было далеко — на северо-восточную улицу Матроса Дедушкина — но ради такой зарплаты можно было бы и до Солнечногорска кататься.

— За что тебе платят такие деньги? — удивлялся Константин, получавший в поликлинике, как врач и кандидат, втрое меньше.

— За хорошую работу, — скромно отвечала Женечка. — Я, как администратор, получаю полпроцента от оборота. Только с белого, но все равно хорошо.

Еще бы не хорошо! Константин Петрович Ива́нов явно что-то недотумкал в молодости, когда двинулся по эндокринологической стезе. Нужно было явиться в Москву прямым потомком Авиценны, восточным травником в хренадцатом поколении и наладить торговлю целебными настоями древности на основе аптечной ромашки и прочего, имеющегося под рукой, сырья… Катался бы сейчас, как сыр в масле! Черный оборот обычно в три раза больше белого. Если так, то этот Неунывайко миллионер! Баксовый!