Глаз бури

Модест Алексеевич выказывал из себя хозяина – урезонивал крутящихся вокруг мальчишек, что-то объяснял вскочившему и так и не присевшему к столу Грише, успокаивающе гладил руку юной жены, которая почему-то почти непрерывно зевала, одновременно вел со следователем ничего не значащую беседу о дожде, посевах и трудностях выращивания тубероз в северном неверном климате. Кусмауль пил чай из стакана в серебряном подстаканнике, закусывал мелко наколотым фруктовым сахаром и завидовал Модесту Алексеевичу.

В тех же годах, лысоват, обрюзг, но… Мальчики вокруг – свои и приемные, милые, красивые, резвые, и явно любят его, в рот смотрят. Жена, хоть и невидна собой, однако молода и полноты приятной. Молчит опять же, не пристает к мужу…

– Представьте же меня жене…

– Аннет, познакомься…

«Анхен! Как это мило! Светлая, пухлая, с голубыми глазами… Почти Гретхен! Прелестное имение, беседка на взгорке, террасы, мельница… Не хватает лишь шпалеры с туберозами, чтобы… Ах, что понапрасну мечтать!»

Беседа, как и ожидалось, получилась не слишком продуктивной. О делах старшей дочери в семье знали мало, хотя и скрывали это изо всех сил. Туманова, судя по всему, не видали ни разу. Старший сын, Григорий Павлович, смуглый, но неуловимо похожий на белокожую сестру, может быть, и мог бы что-нибудь прояснить, но простоял все время у окна, знакомо вздернув подбородок и, кажется, воображал себя революционером в лапах охранки. В середине разговора прогрохотал по двору тарантас и явилась как к себе домой жилистая, загорелая, несмотря на весну, старуха, представилась соседкой и давней подругой хозяина, после чего взяла разговор в свои руки. Далее в основном ели, пили и говорили о современной молодежи, буквально пропадающей без должного руководства со стороны старшего поколения. Как именно следует руководить теми, кто руководства принять вовсе не желает, – так и не сошлись окончательно, но удовлетворение от обсуждения вопроса и сытного обеда получили.

Кое-что, впрочем, для себя Кусмауль все-таки уяснил. Да и еще одно везение, по наущению все той же бодрой старухи, его ожидало. Именно нынче приехала в деревню к родным и привезла своего жениха Ольга, бывшая горничная Софи. Не хочет ли Густав Карлович с ней побеседовать? Разумеется, хочет!

За небольшую мзду (Дашка обходилась ему куда дороже) крупная широколицая девка охотно сообщила Кусмаулю много интересных подробностей об отношениях Туманова и своей бывшей хозяйки, а также о прочих, связанных с ними обоими вещах. Попытался Густав Карлович расспросить и ее жениха, но здесь потерпел неудачу – русобородый богатырь не сумел понять почти ни одного выставленного ему вопроса. Или притворился?… Вспомнив свой давний промах с кухонным дурачком, Кусмауль почувствовал неприятное покалывание в печени, и раздраженно прогнал Калину вместе с Ольгой.

На обратном пути Густав Карлович уж не любовался весенней природой и не размышлял над делом, как собирался. Умаявшись за день, он дремал, погрузившись глубоко в шинель и прикрывшись поверх сыроватой полостью. В груди его посвистывало, а из уголка сероватых губ свисала ниточка слюны. Годы брали свое, хотя он и сопротивлялся им изо всех сил. Но что может человек против природного произмышления?

Софи сидела на кровати, подобрав под себя колени, и угнездив подбородок в углублении подушки. «Поза собаки» – так в детстве называла это положение сестры Аннет. Вопреки предположениям Аннет, поза эта служила Софи вовсе не для лая и кусания окружающих, а для самых сосредоточенных размышлений. И нынче, в первом уже часу ночи, когда свеча догорела, а любопытная круглая луна заглядывала в окно, Софи пыталась размышлять.

Как же все совместить в один узор? Туманов и Николай… Может ли такое быть? Вроде бы никак не получается. Николай был убит в случайном бою, похоронен в присутствии однополчан, с воинским салютом… Но может быть, были причины?… Случается всякое. И во всяких кругах. Говорят же, что государь Александр 1 на самом деле вовсе не умер в Таганроге, а остался жив и ушел в отшельничество… Может быть, юному Николаю просто до тошноты надоела его правильная, вычерченная по линейке жизнь, вот он и… Что? Превратился в босяка и ковбоя Мишку Туманова? Ерунда какая-то! И как же быть с рассказами Михаила о своем детстве и юности? Аристократ Николай просто не мог знать ничего такого, так как в этих годах жил сначала в богатом особняке, а потом учился в Пажеском корпусе. Нет! Все это решительно невозможно!.. Тогда что ж? Случайное сходство? Или…

Софи продолжала перебирать варианты, и в конце концов поймала себя на вполне серьезном рассмотрении истории, в которой фигурировали непременные цыгане, неизвестно для чего укравшие одного из близнецов прямо из спальни будущей баронессы… Как литератор и просто здравомыслящий человек Софи умела вовремя остановиться. Цыгане и разлученные близнецы – это было уже явно слишком для обыкновенной, а не романной жизни.