Глаз бури

Прозрачные трубки заполнились кровью – но комиссар не мог понять, чья кровь и куда текла. То ли его – к пироману, то ли наоборот. Бреннон почувствовал неприятную слабость, и тут вдруг шип выстрелил вниз и впился ему в грудь.

Натан вскрикнул, дернулся, и тут из большого шипа вылезли маленькие и вгрызлись в плоть. От боли и холода тело онемело, причем боль оказалась такой сильной, что Бреннон едва не лишился сознания. Зрение затуманилось; последовал удар магического тока, от которого сердце бешено заколотилось. Прожилки шипов окрасились его кровью.

Вены наполнились холодом, за которым следовало мучительное жгучее ощущение, словно магический ток медленно разрывал его тело. Отставной комиссар захрипел. Он уже почти ничего не видел, лишь смутно различал треск тока и сверкание серебра в воде. Сознание ускользало, но Натан почему-то отчаянно цеплялся за него, пока длинный шип не проник в его сердце, и тогда мир вокруг угас.

Он очнулся от того, что кто-то скакал на нем, нажимая на грудь, и шипел: «Ну давай, давай!» Шипение грохотало в ушах, как поезд с углем, ноздри резал запах чужого пота, одеколона и чего-то химически-травяного, а едва Бреннон приоткрыл глаза, как лунный свет обжег их, точно удар хлыстом. Натан хрипло вскрикнул, вслепую схватил того, кто давил ему на грудь, и отшвырнул прочь. Звук от падения тела и залп смачной брани заставили его скорчиться и заскрежетать зубами. Каждый шорох, каждый лучик света, проникающий сквозь зажмуренные веки, отдавались в голове десятикратно, а уж запахи! Даже в годы юношеских попоек ему не было так погано наутро…

– Эй! – Настойчивый гад шумно пополз обратно к Натану и затеребил его за плечо, воняя с удвоенной мощью. – Как вы? Вы меня слышите?!

– У-у-у-у, – простонал Бреннон: он не мог толком шелохнуться, чтобы как следует врезать крикуну, хотя некой частью разума сознавал, что этот тип еле шепчет. Хотя почему этот? Натан приоткрыл один глаз. Свет тут же выбил из него слезы, но он успел разглядеть изможденную большеглазую физиономию, встревоженно тыкающуюся ему в лицо.

– Пшел вон! – засипел Натан и тычком отбросил пиромана в сторону, закрыл голову обеими руками и притих в блаженной темноте, тишине, неподвижности.

– Гиперсенсибилизация, – голос Редферна снова расколол тишину, – последствие мутации. Вы привыкнете. Вот, наденьте. – Он дрожащими руками натянул на голову Натана глухой черный мешок. Наконец-то облегчение!

– Скоро? – булькнул Бреннон изнутри. Его люто тошнило, но Энджел предусмотрительно запретил ему есть перед ритуалом.

– Спустя некоторое время.

– Это надолго?

– Навсегда. Так ощущают мир консультанты, ведьмы и колдуны.

Мысли Бреннона стали сугубо нецензурными, но он не успел выразить вслух ни одной из них: Энджел попытался его поднять, застонал и рухнул на пол. Даже сквозь мешок Натан различил его тяжкое дыхание и бешеный стук сердца. И даже постукивание зубов! А уж вонь от пота, смешанная с вонью от одеколона и зелий, едва его не доконала.

– Что с вами?

– Долго объяснять.

Этот ответ мигом довел Натана до такой ярости, что в глазах побагровело даже в темноте мешка. Он рывком поднялся на локте и зарычал:

– А ты, черт подери, попробуй хоть раз в жизни!

В башке загрохотало от собственного голоса, и отставной комиссар примолк. Череп и так трещал.

– Принцип подобия, – произнес Редферн. – Чтобы изменить вас с помощью вод нашего озера, нужен был образец. То есть я.

– А… – Натан немного остыл и осторожно, по одному, сжал и разжал пальцы. Боль в каждом из них уже немного притупилась. Бреннон выбрал самый безболезненный и потыкал им в пиромана. Щека у того запала так, что под ней комиссар нащупал зубы. Ниже были костистый подбородок и тонкая шея с бурно бьющимся пульсом. Вот бы сжать ее покрепче за все его фокусы!

– Пойдемте. Я уложу вас в изоляционную капсулу и вызову Маргарет.

Усиленно благоухая, Редферн подлез Бреннону под мышку и, покряхтывая, помог встать на ноги. Боль, стреляющая в каждом суставе и каждой косточке, понемногу стихала, однако Натан не столько шел, сколько тащился за Энджелом.

– Когда оно вас на острове превратило, с вами было такое же?

– Намного хуже.

Легкий шорох, с которым, как помнил Натан, отъезжала в стену дверь, превратился в чудовищный скрежет. Бреннон вдруг осознал, что даже сквозь мешок каким-то образом ощущает, где стены в комнате и что по углам стоят шкафы, а посередке – нечто большое и округлое. Энджел вел его к этой штуке.

– Во что вы меня превратили?

– Этим следовало поинтересоваться до мутации, а не после, – едко ответил Редферн.

– А сказать, как оно будет происходить, вам что помешало? Неужто решили, будто я испугаюсь водички и уколов, а?

Энджел усадил его на край чего-то мягкого. Натан с удивлением нащупал перину, подушку, одеяло и улегся.

– Я опущу крышку капсулы, но вы сможете говорить со мной. Хотите, ароматизирую воздух?

– Только попробуйте!