Глаз разума

В том, что касается значения и важности такого воображения, Гальтон проявляет двойственность и осторожность. Он полагает, что «ученые, как класс, обладают слабой способностью к визуальным представлениям», но при этом утверждает, что «живая способность к визуализации играет существенную роль в способности создавать и формулировать обобщающие идеи». Он считает «несомненным тот факт, что механики, инженеры и архитекторы обычно обладают способностью представлять себе воображаемые образы с большой отчетливостью и точностью». При этом Гальтон добавляет: «Я склонен думать, однако, что отсутствие этой способности может легко компенсироваться другими способами понимания. Поэтому люди, которые говорят, что они начисто лишены зрительного воображения, бывают способны описать увиденное так, будто они все-таки обладают живым зрительным воображением. Некоторые из них вполне способны стать художниками и даже членами Королевской академии».

Для Гальтона контрольным тестом была способность нарисовать воображаемый пейзаж или портрет – то есть воспроизвести или реконструировать пережитый чувственный опыт. Но существуют настолько абстрактные или фантастические образы – образы того, что человек никогда не видел наяву в реальном мире, но способен создать своим творческим воображением, – что сам такой образ впоследствии становится моделью для исследования реальности74.

В своей книге «Воображение и реальность: Кекуле, Копп и научное воображение» Алан Рокке пишет о решающей роли живого представления образов или моделей в творческой жизни ученых, в особенности химиков девятнадцатого столетия. В частности, он пишет об Августе Кекуле и его знаменитом откровении, когда во время поездки в лондонском омнибусе он вдруг явственно увидел строение молекулы бензола. Его концепция произвела революцию в химии. Конечно, химические связи невидимы, но для Кекуле они были настолько реальны, что он мог их представить себе зрительно, как Фарадей смог представить силовые линии магнитного поля. Кекуле признавался, что «испытывает непреодолимую потребность к визуализации».

Действительно, любой разговор о химии немыслим без таких образов и моделей, и философ Колин Макгинн в книге «Мысленное зрение» пишет: «Воображаемые зрительные образы не являются порождениями восприятия или мышления, не представляющими интереса. Это самостоятельные ментальные категории, требующие отдельного исследования. Мыслеобразы должны стать третьей крупной категорией нашего мышления, в добавление к двум столпам – восприятию и пониманию».

Некоторые люди, такие как Кекуле, обладают мощной способностью к воображению абстракций, тогда как большинство из нас проявляет комбинацию способностей к визуализации чувственно воспринимаемых объектов (например, собственного дома) и к визуализации абстрактных представлений (например, строения атома). А вот Темпл Грандин утверждает, что обладает способностью к визуализации совсем иного рода75. Она мыслит исключительно буквальными образами того, что видела в реальной жизни, словно просматривает альбом с фотографиями или кинофильм. Когда она думает о небе, то воображает кадры из фильма «Лестница в небо» и видит перед собой ступеньки лестницы, уходящей к облакам. Если кто-то говорит, что сегодня дождливый день, она видит в уме одну и ту же «фотографию» дождя, которая навсегда запечатлелась в ее мозгу. Подобно Тореи, она обладает мощной способностью создавать мысленные образы. Ее чрезвычайно точная зрительная память позволяет ей совершать воображаемые прогулки по фабрике, которая возводится по ее проекту. В детстве и юности Темпл была уверена, что такой способностью обладают все люди. Даже и теперь она не перестает удивляться, что есть множество людей, неспособных вызывать у себя зрительные образы. Когда я признался, что тоже не умею этого делать, она изумленно спросила: «Как же вы тогда думаете?»

Когда я разговариваю с людьми – слепыми и зрячими – или когда пытаюсь думать о природе своих представлений, я не вполне понимаю, являются ли слова, символы и образы различного свойства первичными инструментами мышления или же существуют формы мышления, предшествующие всем этим конкретным проявлениям, – формы мышления, не обладающие никакой модальностью. Психологи иногда говорят о промежуточном языке, о языке ума, а Лев Выготский, великий русский психолог, говорил о «чистом смысловом» мышлении. Не могу до сих пор решить, что это – полная бессмыслица или непререкаемая истина? Я неизменно натыкаюсь на этот риф, стоит мне начать думать о мышлении.