Глаз тигра. Не буди дьявола

– Стреляйте, как только появится из-за поворота, – приказал Себастьян. – Чем чаще, тем лучше. Они должны смотреть только на нас, тогда не заметят сетки.

Оставляя за собой клубящийся из трубы хвост серого дыма, катер обогнул мыс и вышел из-за поворота, на носу его развевался трехцветный, красно-желто-черный имперский флаг. Небольшое, аккуратное судно длиной в сорок футов, с низкой посадкой, с небольшой палубной рубкой в кормовой части, сияющей в ярких лучах солнца белой краской, уверенно резало воду, образуя по обеим сторонам носа, словно седые усы, белоснежную пену.

– Огонь! – заревел Себастьян, увидев собравшихся на передней палубе солдат-аскари. – Огонь!

Голос его утонул в дружном залпе крупнокалиберных винтовок. Один из аскари, широко раскинув руки, замер на мгновение в позе распятия, откинулся назад и, шмякнувшись спиной о палубную рубку, тихонечко сполз на палубу. Товарищи его рассыпались в разные стороны, ныряя и прячась за стальным бортом. На палубе осталась только одна фигура, дородная, в светло-серой форме германских колониальных войск, в фетровой шляпе с широкими опущенными полями и сияющими золотом погонами на плечах. Себастьян поймал его на мушку, совместил ее с прорезью прицела и нажал на спусковой крючок. Винтовка радостно подпрыгнула, приклад ударил в плечо, и он увидел, как с поверхности реки в сотне ярдов позади катера поднялся фонтан брызг. Себастьян выстрелил снова и, предчувствуя жесткую отдачу в плечо, закрыл глаза. Когда он снова открыл их, немецкий офицер продолжал стоять и, вытянув правую руку, стрелял в Себастьяна из пистолета. Стрелок он оказался куда более опытный, чем Себастьян. Пули, выпущенные им, жужжа, пролетали совсем близко от головы или же смачно шлепались о борт парусника.

Себастьян торопливо нырнул за бочку с водой и выцарапал из патронташа еще пару зарядов. Аскари тоже вступили в бой, на фоне глухих, гулких выстрелов из слонобоев трескучий, ломкий огонь «маузеров» звучал гораздо отчетливей и громче.

Себастьян осторожно приподнял голову над бочкой и выглянул. Катер плавно вписался в поворот, с внезапным смятением Себастьян понял, что немецкое судно проскочит мимо сети футов на двадцать. Он выронил винтовку на палубу и вскочил на ноги. Вражеская пуля свистнула прямо возле его уха так громко, что чуть не повредила барабанную перепонку. Он непроизвольно пригнулся, потом еще раз прикинул траекторию движения катера и бросился к рулевому.

– В сторону! – закричал он, охваченный волнением и страхом.

Он грубо оттолкнул его от румпеля и повернул руль под прямым углом к курсу. В опасной близости к сети парусник развернулся корпусом поперек протоки и пошел наперерез катеру. Себастьян оглянулся и увидел, что толстый немецкий офицер, повернувшись к рулевой рубке, что-то кричит туда – видимо, отдает приказ. Почти немедленно нос катера взял в сторону, словно вторя маневру парусника, и в груди Себастьяна поднялась волна радости. Теперь катер шел прямо на ряд маленьких, обозначающих расположение сети черных поплавков.

Себастьян увидел, как немецкий катер на полном ходу врезался в сеть, и от радости у него перехватило дыхание. Он еще крепче сжал румпель, да с такой силой, что, казалось, костяшки сейчас прорвут кожу, и из груди его вырвался ликующий стон облегчения.

Ряд поплавков неожиданно исчез под водой, оставив после себя на поверхности лишь легкую рябь. Еще секунд десять катер мчался вперед, потом ровный рокот двигателя сменился громким стуком, скорость движения резко упала, и носовая часть вдруг заплясала на воде.

Разрыв между двумя судами стал неуклонно расти. Себастьяну видно было, как немецкий офицер выволок из рулевой рубки испуганного аскари и принялся немилосердно колотить его по голове, но ни пронзительный визг тевтонца, ни его ярость ситуации нисколько не изменили – расстояние между паровым катером и парусником продолжало быстро увеличиваться. А вопли немецкого офицера потонули в ликующих криках команды парусника: люди топали ногами, прыгали и плясали по палубе, не в силах сдержать буйной радости.

Кормчий-араб подскочил к бочке с водой, развернулся задом и задрал свою грязную робу, издевательски демонстрируя немцу с его командой голую задницу.

11

Парусник степенно удалялся: сначала вышел за пределы досягаемости винтовочных пуль, а потом и вовсе скрылся из виду, а охваченный бессильной злобой Герман Флейшер все еще пребывал в состоянии, близком к эпилептическому припадку. В отчаянии он бегал по крошечной палубе катера, неистово размахивая огромными, с окорок, кулачищами, а его верные аскари метались из стороны в сторону, стараясь от них увернуться. Сам комиссар время от времени приближался к неподвижному телу лежащего без сознания рулевого и злобно пинал его ногой. Но ярость его в конце концов перегорела и несколько поутихла, и он отправился на корму. Перегнувшись через поручни, Флейшер пристально разглядывал намотавшийся на гребной винт огромный пучок сети.

– Сержант! – хриплым, надрывным голосом воззвал он. – Послать двух человек с ножами за борт и быстро срезать эту дрянь!