Глаз тигра. Не буди дьявола

Наконец Гаттри ослаб и схватился здоровой рукой за огромный крюк, засевший глубоко в теле. Со следующей волной я сумел обвить его шею канатом, крепко зацепился ногой за низ рыбацкого кресла, собрался с силами и решительно затянул петлю.

Гаттри испустил взрывной выдох, язык его вывалился изо рта, тело обмякло, конечности безвольно раскинулись по доскам палубы, а голова стала покачиваться в такт движениям «Танцующей».

Я настолько устал, что даже не обрадовался. Ладонь моя самопроизвольно разжалась и выпустила канат, я лег на спину, закрыл глаза, и меня окутал саван тьмы.

Когда я пришел в сознание, лицо горело, как будто его обожгли кислотой, губы распухли, а жажда бушевала лесным пожаром. Я шесть часов провалялся на спине под тропическим солнцем, и оно меня не пощадило.

Медленно я перекатился на бок и слабо вскрикнул от невыносимой боли в груди. Немного полежал, дожидаясь, пока она стихнет, и стал обследовать рану.

Пуля вошла в бицепс левой руки и вышла через трицепс, не задев кость, но пробив в мышце огромное выходное отверстие, и сразу после этого зарылась в бок грудной клетки.

Всхлипывая от мучений, я прощупал рану пальцем. Пуля чиркнула по ребру: я чувствовал, что обнаженная кость раскололась и зашершавилась там, где пуля изменила траекторию и, разбросав по разорванным тканям костно-свинцовые ошметки, нырнула в широчайшую мышцу спины, из которой впоследствии вынырнула чуть ниже лопатки, оставив после себя дыру размером с кофейную чашку-демитас.

Я упал обратно на палубу, тяжело дыша и сражаясь с волнами тошноты и головокружения. Мои исследования спровоцировали новое кровотечение, но теперь я хотя бы знал, что пуля не засела в грудине, – то есть у меня оставался некоторый шанс на выживание.

Отдыхая, я окинул себя затуманенным взором. Волосы и одежда заскорузли от засохшей крови, и кровью же был вымазан весь кокпит – где-то подсохшей черной пленкой, а где-то блестящими свернувшимися катышками.

Гаттри лежал на спине с крюком багра в туловище и веревочной петлей на шее. Живот его раздулся от газов, придавая ему вид беременной.

Я встал на колени и пополз вперед. Тело Мейтерсона наполовину перекрыло вход в каюту, изрешеченную автоматным огнем так, словно здесь разбуянился свирепый хищник.

Я переполз через труп, увидел позади бара холодильник и обнаружил, что поскуливаю от предвкушения.

С великой охотой проглотил три банки кока-колы, давился и задыхался, проливал ледяную жидкость на грудь, стонал от удовольствия и отфыркивался после каждого глотка, а потом снова лег отдыхать, закрыл глаза и хотел лишь одного – уснуть и проспать до скончания времен, но тут в голове тревожной лампочкой загорелся самый насущный вопрос: «Черт возьми, где мы?!» «Танцующая» уже дрейфовала в сомнительных водах, усеянных отмелями и коралловыми рифами.

Я принудил себя встать и потащился в окровавленный кокпит.

Увидел за бортом фиолетовые воды Мозамбикского пролива, а вокруг – никакой земли, одна только линия горизонта, с которой вереницы массивных облаков взбирались в высокое синее небо. Отлив, сговорившись с ветром, оттолкнул «Танцующую» далеко на восток, и места для маневров имелось предостаточно.

Ноги подломились, и какое-то время я, наверное, спал. Когда проснулся, голова прояснилась, но рана подсохла, и каждое движение давалось мне с мучительным трудом. На коленках и здоровой руке приполз в душевую, где хранилась аптечка. Разорвал рубаху и залил раны неразбавленным раствором акрифлавина, наскоро затрамбовал перевязочным материалом и забинтовался, как мог, истратив на это последние силы.

Меня вновь одолело головокружение, и я, лишившись чувств, рухнул на линолеумный пол.

Когда очнулся, ничего не соображал и был слаб, словно новорожденный младенец.

С огромным трудом я соорудил косынку для раненой руки и отправился в бесконечное путешествие на мостик в дружной компании головокружения, боли и тошноты.

Двигатели завелись с полпинка. «Танцующая» всегда была добра ко мне.

– Отвези меня домой, родная, – прошептал я, настроил автоматическую систему управления катером и задал приблизительное направление. «Танцующая» легла на курс, а меня снова окутала тьма, и я растянулся на палубе, охотно погрузившись в глубины забытья.

Разбудила меня, наверное, перемена в поведении катера: в сгущавшихся сумерках он уже не сновал вверх-вниз на волне Мозамбикского течения, но тихо скользил по гладким водам какой-то бухты.

Я кое-как подтянулся к штурвалу – и едва успел, потому что прямо по курсу уже виднелись неясные и тусклые очертания земли. Захлопнул заслонки дросселя, врубил нейтраль, «Танцующая» мягко закачалась на мелководье, и я узнал эти берега: предо мною был остров Большой Чайки.

Пропустив вход в Гранд-Харбор – очевидно, я выставил курс чуть южнее, – «Танцующая» подошла к самой южной россыпи крошечных атоллов, составляющих группу Сент-Мэри.